Виталий Бианки: Клуб Колумбов

Вечером в уют-компании Ми сказала:

— Давайте, сделаем так. Сегодня воскресенье. Давайте все будем отмечать у себя в записных книжечках каждое рюменье зябликов и тут же — при какой погоде они рюмили. В следующее воскресенье соберёмся здесь и решим, правильная ли эта примета.

Колумбы согласились на это, только Паф заявил, что он не станет записывать, потому что он ботаник и не обязан знать голоса птиц. С ним не стали спорить.

Затем колумбы обязали двух своих художников слова записывать все удивительные случаи, о которых будет рассказано в уют-компании, и, обработав их, сделать книжку с иллюстрациями художницы Си.

«Художниками слова» у них считались поэт Лав и охотник Колк, собиравшийся стать прозаиком, писать рассказы. У каждого нашлось, чем поделиться с товарищами, и с этого дня у Колка и Лава появилась новая забота записывать все рассказанные в уют-компании случаи и составлять из них книжку — «в назидание предкам и потомкам», как они говорили. Назвать эту книжку решили просто: «Разные случаи».

Работы с книжкой оказалось много; они выполнили своё обещание только в конце года.

Поэтому и здесь она помещается после описания трудов и приключений колумбов в течение круглого года.

Пора была светлая, дни долгие. В юности времени на всё хватает. После уют-компании колумбы играли в волейбол, писали «письма на родину» и, если погода была хорошая, — девочки сидели до сна на балкончике: у них домик был с мезонином; мальчики — внизу на завалинке.

Кто занимался своим делом, кто просто отдыхал, — и шутки весело летали снизу вверх и сверху вниз.

Один из таких вечеров Лав запечатлел в стихотворении:

Лав очень внимательно вслушивается в разговор колхозников и записывает все их словечки.

«Месяц трубку закурил» — это когда облачко кутает месяц. «Заяц пиво заварил» — вечерний туман в ложбинках, где прежде новгородцы сами пиво варили, опуская раскалённые камни в большие котлы с деревенским пивом, и дым от костров стелился в сырых логах.

Лав где-то вычитал, что новгородское наречие теперь самое древнее на Руси.

Сумеречную птицу, известную под именем козодоя, тут зовут полуночником.

Скоро птички-мачехи высидели у себя в гнёздах чужих птенцов. Яички, не похожие на свои, птицы, случалось, выкидывали из гнёзд. Но раз уж у тебя в гнезде выклюнулся желторотый, беспомощный птенчик, — пусть хоть и смешной какой-то на вид, — ни одна птица его не обидит и не откажет ему в своих заботах. Увидевшие свет и чужом гнезде птенчики просили есть, — и их кормили, не разбирая, свой он или чужой.

С чечевичкой кукид получился очень удачный. Маленькая мачеха высидела всех пятерых птенчиков и вместе с самцом — красноголовым, красногрудым красавцем — ретиво начала их выкармливать. Когда чечевички подлетали к гнезду, пять тонких верёвочных шеек, с болтающимися на них пятью слепыми головками, с пушинкой на темени, поднимались им навстречу. Три птенца с тонкими насекомоядными носиками — чеканчик, мухоловка и пеночка, два — маленькая чечевичка и зябличонок — с толстыми носами зерноядных птиц.

Но птенчиков, тех и других, родители выкармливают гусеницами и другими нежными насекомыми. Поэтому опасений за жизнь маленькой пёстрой компании птенцов в гнезде чечевички у колумбов не было.

Ещё колумбы переложили яйца тоненькой птички — белой трясогузки — к простым домовым воробьям и обратно — яйца воробьев к трясогузке. И воробьи выкормили трясогузочек на два дня раньше, чем полагается трясогузкам выкармливать своих птенчиков; трясогузки выкормили воробьят на два дня позже срока. А когда птенцы покинули гнездо и стали всё дальше от него отлетать, — и трясогузки и воробьи узнали своих детей по голосам — настоящие родители без труда переманили их к себе.