Михаил Лезинский - Сын бомбардира

С Нового года вестового Николку Пищенко стали всё чаще отпускать к мортирам. Вот и сегодня с разрешения Забудского он возится у отцовской пушки.

— Главное — пыж загнать потуже, чтоб никаких зазоров, — поясняет Пищенко–старший. — Как зазор прорвёт — считай, не долетела.

— Батя, а ежели ствол не пробанивать — чего тогда будет?

— Приварит ядрышко. Да ещё, гляди, ствол разворотит. Ну–тка, командуй теперь наводку. Прямо вон по тому валу!

Колька прищуривает глаз и, глядя вперёд, отдаёт команды:

— Поддать вверх! Так, так… Чуток ниже. Воротить резче! Стоп!

Тимофей проверяет наводку и даёт новое указание. Он радуется, что у мальчишки меткий глаз.

— Вырастешь, в артиллерию служить пойдёшь. А потому пушку знать надобно почище своего ранца!

И вновь принимается растолковывать Николке, как получше проткнуть картуз — мешочек с порохом, отчего бомбу «на стропке держат» [9] «ДЕРЖАТЬ НА СТРОПКЕ». Это значит бомбу или гранату держать в стволе на привязи — удерживать на верёвочке. Канониры нередко так делали под конец боя: на случай, если понадобится снаряд вытащить из пушки. и как часто надобно менять запальную трубку.

— Вот Ванюша Нода мудро придумал про нарезные трубки. Пока ещё кондукторы наши обмеркуют! А тут мы нарезные запальники вставляем — оно и легче теперь, и время сокращает.

— Дяде Ивану самоличную похвалу генерала Тотлебена передать велели, и на 100 рублей серебром представлен, — сказал Колька, проворно опуская в ствол заряд.

— Всё-то ты нонче знаешь, как при начальстве обосновался.. Ну–тка, теперь — пыж! — заторопил отец. — Сворачивай живее! Молодцом! Прибойник не криви! Так!

Из-за соседнего орудия послышался голос:

— Николка, к тебе гостья заявилась!

К батарее подходила Алёнка — Голубоглазка, как все её называли.

Колька на секунду растерялся, «И чего это решили, будто она ко мне!»

— На, протри руки, — отец протянул сыну ветошь и пошёл к землянке.

Девочка поднялась к орудиям.

— Николка, — подтолкнул мальчугана подошедший Иван Нода, — выходи встречать!

Алёнка смутилась.

— Меня маманя к вам послала. Узнать, не надо ли чего по домашности: сварить али поштопать.

— Ну, тогда извиняюсь, — матрос шутливо поклонился и, взяв девочку за руку, отвёл её к камням, застланным парусиной. — Покорнейше просим Голубоглазку присаживаться!.. Бельишко принесла, должно быть? — спросил Нода.

— Да, вот тута, в корзине! — спохватилась Алёнка.

Нода поднял ношу. Сказал серьёзно:

— Антонине Саввишне, матушке своей, кланяйся за ласку. Работы в госпитале у неё, знамо, и без нас вдосталь, а вот же — уважила.

Взял корзину и понёс её к батарейцам. Они остались вдвоём — Алёна и Николка. Рядом послышалась песня:

— Послухай, Алёнка, это дядя Иван поёт.

Голос Ноды продолжал:

— Сложил эту песню, — шёпотом объяснял Николка, — поручик один. На прошлой неделе они к Григорию Николаевичу наведывались. Толстым зовут. Граф он самый настоящий, а вот доброй души и весёлый.

Дети подошли к певцу. Нода подмигнул им и ещё с большим азартом подхватил очередной куплет:

Раздался громкий окрик унтер–офицера.

— Прекратить пение! Опять ты, Иван, смуту сеешь? В арестантскую роту упрячу! Я тебе покажу, как про царя да командиров наших песенки распевать!

На шум подошёл Дельсаль:

— В чём дело?

— Ваше благородие, — вытянулся унтер, — означенный матрос, по прозванию Нода, песенки распевает.

— Ну и что? — Брови поручика сошлись, придав сухощавому лицу жёсткое выражение. — Слышал… Хорошо поёт.

— Ваше благородие, — стал оправдываться унтер, — но песня ведь недозволенная!

— Перестань! — перебил его Дельсаль. — А гибнуть матросу дозволено? А петь — пусть поёт. Его, может, завтра пуля найдёт, как и нас с тобой…

— Как вы думаете, зачем Толстой приходил к лейтенанту Забудскому? — Стас торжествующе смотрел на нас.