Дмитрий Нагишкин - Тихая бухта

План понравился и ребятам. Нужно было лишь согласие отца Димки. Дмитрий Никитич сказал:

— Неплохо придумано. Ладно, поезжай учиться. Я буду тебе помогать. Немного, а буду.

И с этих пор у друзей не было иного разговора, кроме как об их поездке.

Димке хотелось стать моряком. Шурка же, проведший свое детство у станции железной дороги, до сих пор сохранил уважение к паровозам.

По этому поводу друзья даже поспорили. Димку обидело, что его приятель хочет остаться на земле. Однако у Шурки был довод, который их примирил. Он заявил, что если все будут плавать на кораблях, то зачем существует земля? А ездить можно и на паровозе, да еще вдвое быстрей.

— Будем ездить, — сказал Шурка, — ты по океанам, а я по земле. Каждый полсвета объедет. Встретимся — друг другу расскажем, кто что видел, что слышал, что сделал, и опять в путь.

На том они и кончили спор.

Приближалась осень.

Косяки рыбы шли в устье Тихой. Началось горячее для рыбаков время. Но Шурка с Димкой ходили удрученные.

Четвертый день шла рыба, а сети приятелей пустовали. Улова не было. На берегу стояли пустые бочки. И Димка вздыхал, поминутно заглядывая со своим приятелем в лодку. Три маленькие рыбешки лежали на дне ее, и это был улов за целую ночь! Правда, улов был плохой у всех жителей поселка, но друзей это не утешало.

Только кряжистый Чекрыга солил рыбу. От него никогда не слышали жалоб на плохой улов. Против его засольного сарая один за другим выстраивались ряды пузатых бочек. Приезжая в поселок по делам, Чекрыга раскатисто хохотал над рыбаками, потерявшими всякую надежду на заработок и теперь мечтавшими наловить рыбы хотя бы себе на зиму. Рыбаки хмуро шутили:

— Ты, Николай Евтихиевич, должно быть, заговор на рыбу знаешь.

Чекрыга высоко задирал свою рыжую бороду. Его крепкие, большие желтые зубы ярко сверкали, и хитрые глазки совсем скрывались в мохнатых веках.

— Как не знать заговора, знаю! Сяду на берегу, рот пошире раскрою да приговариваю: «Ловись, рыбка большая и маленькая, ловись, рыбка большая и маленькая!»

Но Димке и Шурке слова Чекрыги не казались шуткой. Почему, в самом деле, у Чекрыги ловится рыба, а у других нет?

И ребята решили ночью посмотреть, как бывший староста ловит рыбу. Не знает ли он действительно какого-нибудь секрета, которого не знают другие?

И вот однажды, когда ночь была тихая, теплая и темная, ребята встретились на берегу. В такую ночь рыба ходит косяками, стенкой и часто, навалившись всей массой на сети, уносит их вместе с кольями. Шурка обмотал мокрыми тряпками уключины, чтобы они не скрипели, и вдвоем они тихо уселись в лодку.

— Отец посоветовал так сделать. Я ведь ему рассказал, — шепотом произнес Шурка. — Мало ли что может случиться! Нечего рот зря раскрывать.

Вода казалась тяжелой. На берегу — ни одного огонька, ни искорки. Как только лодка отошла, берег пропал во тьме, плотно слился с ней.

Лодка двигалась беззвучно, только едва различимый всплеск весел выдавал ее. Да и его можно было принять за всплеск рыбы.

Шурка прислушался.

— Ну, если и сегодня у нас будет неудача — значит Чекрыга, и верно, заговор знает!

Подъехав к сетям, ребята быстро перебрали их. Ничего!

Шурка стал грести вниз, к чекрыгинскому хутору, держась берега. Димка напряженно вглядывался вперед, боясь наскочить в темноте на чью-нибудь лодку.

Впереди послышался говор. Значит, чекрытинский хутор был близко. Димка задел головой за ветки березы, низко склонившейся над водой. Дерево стояло здесь много лет, готовое упасть, да так и не падало. И вспомнил Димка, как однажды Чекрыга, смеясь, сказал, что береза упадет, когда Чекрыга помрет, а жить он собирался до ста лет.

Справа отчетливо прозвучал женский голос. Потом заскрипели уключины. Ребята притаились, прижавшись к берегу.

Скрип стал удаляться вниз по течению. Чекрыга поехал к бару, где не было жилья. Ребята последовали за ним. Когда скрип затих, остановили и они свою лодку. Ничего не было видно. Зато на воде отчетливо был слышен разговор, точно люди стояли рядом.

— Нашла?

— Нашла.

— Ну, выбирай!

Слышно было, как заплескалась рыба, тяжело падая в лодку. Потом раздался хозяйственный голос Чекрыги:

— А ну, давай вывозить! Чего лодку перегружать? Лучше еще разок сгоняем.

Он стукнул веслами, надевая их на уключины. Те под тяжелым грузом заскрипели вдвое громче. Чекрыга раздраженно упрекнул жену:

— Тебе что, сала жалко стало? Не могла смазать!