Александр Прозоров - Духи реки

Когда он упал, половина детей Мудрого Бобра уже высыпала из домов. Первой к сыну, конечно, устремилась Чистая Капля, бросилась рядом на колени, подняла его голову:

— Ты жив? Ты цел? — Ему на лицо упали солёные слёзы.

— Ой, не надо, не надо! — взмолился юный охотник. — Ой, больно, положи голову обратно. Нет, ты не бойся, со мной всё хорошо…

—Да ты же весь в крови! Ты весь белый!

— Пыхтун! — растолкав всех вокруг, влетела Снежана и опустилась на корточки с другой стороны. — Тебя загрызли? Кто? Пыхтун, ты меня видишь?

Девочка схватила раненого за руку, вынудив того снова застонать.

— К Чужому Голосу беги, скорее! — ответила ей Капля. — Скажи, что он ранен. Да быстрее же беги!

Шаман появился почти сразу, первым делом положил руку Пыхтуну на лоб, сунул ладонь под куртку:

— Холодный какой. Крови потерял много, да ещё и замёрз. Мясной отвар нужен, горячий и как можно быстрее.

— У кого отвар горячий есть? — выпрямилась Снежана.

— Несу! — тут же отозвалась Иволга. — Вчера варила, сегодня греться поставила. На барсучьих костях!

Женщина побежала домой.

Голос же, вздохнув:

— Всё равно порчена… — распорол куртку от горла до пояса, крякнул при виде огромного синяка, осторожно повернул тихо шипящего от боли Волка набок. — Рана большая, но запеклась. Гноя нет, посему трогать не станем. Где ещё тебя порвали?

— Нога…

— Штаны тоже порчены, — взялся за нож шаман. — Капля, ты мужа-то позови. Пусть одежду другую или одеяло несёт. Эту больше не надеть.

— Звёздочка расплакалась, — вроде как оправдалась женщина и заспешила за одеждой. На её место примчалась Звонкая Иволга, принесла берестяной корец с горячим бульоном, поднесла раненому охотнику к губам. Тигриный Волк отпил, потом ещё и ещё, явственно ощущая, как сильнее забилось сердце, как горячий ток наполнил жилы. Он действительно почти сразу почувствовал себя намного лучше. Здоровым и готовым пробиваться через лес ещё пару дней.

— Какая гадость! — начал разматывать шкуру с ноги шаман. — Где ты её взял?

— С него, — кивнул на мёртвого кабана Пыхтун.

Чужой Голос посмотрел и даже крякнул от изумления — поначалу он просто не заметил огромную тушу. Слишком много людей толпилось возле раненого, на очаге и у большого котла. Но теперь, не утерпев, протянул руку и пощупал гигантские клыки секача: длиной никак не менее, чем в половину локтя.

— Ещё одна такая охота, и ты не сможешь поднять своего ожерелья, — не без зависти сказал он.

— Я сделаю из клыков пояс, — нашёлся Волк.

— Он будет тяжелее тебя. Ладно, давай посмотрим… У-у, а здесь у тебя гной. Много. Отвернись.

Шаман достал из принесённой сумки широкую осиновую щепу, решительными движениями содрал подсохшую корку с ноги, бросил щепу в сторону очага, зачерпнул снег и принялся старательно растирать им рану, вымывая скопившуюся грязь. Достал берёзовый туесок, открыл, обильно засыпал порез рыжеватым порошком.

— Это цветки ноготков, — пояснил он. — Тёртые. Бабочка хотела запекать с ними мясо, но я заметил, что они сушат раны. Так и не удалось жене их на вкус попробовать. Себе всё забираю, что найду. И не гноятся раны после этого порошка. Уж не раз пробовал.

— Я думал, только мох счастливых духов гной отпугивает, — болезненно засмеялся Тигриный Волк.

— Мхом сверху замотаем, — пообещал шаман, снова открывая сумку. — А почему ты веселишься, Волк? Тебя вепрь чуть на куски не порвал!

— Ты сказал мне сходить к Мудрому Бобру за советом, Чужой Голос…

— Да, я помню, — кивнул шаман, прикладывая к ноге раненого сухой мох.

— Ты сказал, предок ответит. Подаст знак.

— Да, — опять согласился Чужой Голос.

— Мудрый Бобр дал мне знак, — рассмеялся Тигриный Волк.

— Какой?

— Он послал мне вепря!

— И что это значит? — оглянулся на добычу юного охотника Чужой Голос.

— Скажи мне, шаман, — откинув голову, растянул губы в улыбке Пыхтун. — Скажи, этой туши хватит, чтобы угостить всё племя?

— А-а-а-а! — восторженно закричала Снежана и захлопала в ладоши.

— У меня есть подарки, у меня есть дрова. Мне не хватало только угощения. Разве это не знак?

На этот раз Чужой Голос молчал очень долго, глядя на мёртвого зверя, способного сокрушить даже Большого Кота. Потом медленно кивнул: