Вахтанг Ананян: Пленники Барсова ущелья

Жарко в Араратской долине. Так жарко, что к полудню воздух становится плотным и густым, как туман.

Сухая мгла окутывает землю. Все живое укрывается от палящего солнца. Крылатые существа улетают в далекие прохладные края, а бескрылые прячутся в складках земли. Даже змеи и те уползают в горы — «уходят на дачу».

Сохнет все. Одни только верблюжьи колючки торчат в обнаженной пустыне у подножья Малого Арарата, да порой встречаются здесь кусты полыни. Приятным горьковатым ароматом наполняют они воздух.

Мертвая тишина царит на этой равнине, лежащей вдали от человеческого жилья. Сюда еще не дошли воды Раздана,[1] не дошли ни машины, ни люди — наши люди, умеющие превращать пустыни в сады.

Но вот в час, когда южное солнце готово, кажется, испепелить землю, а на небе не видно ни облачка, с гор, нависших над равниной, вдруг с грохотом и гулом срывается бурный водный поток.

Словно разъяренный сказочный дракон, он выгибает спину, ревет и, сметая со скал камни и землю, чертополох и травы, буйно несется вниз, в Араратскую долину. Он пересекает ее, врывается в Аракс и, замутив его светлые воды, вместе с ним бежит к морю.

Где он родился и, откуда несется, этот загадочный поток?… Ведь вот уже целые две недели, как с неба не упало и капли дождя, а на горах вокруг не осталось и горсти снега. Откуда же этот чудесный поток в краю, обожженном солнцем, тоскующем по влаге?…

В смятении останавливается путник перед этой вдруг преградившей ему дорогу массой воды. А она появляется, как призрак, и так же внезапно исчезает.

Не проходит и нескольких минут, как из пустого «русла», по которому пробежал мутный поток, поднимается только легкий пар. Камни снова высыхают, и в природе наступает такая тишина, такой мир, словно ничего и не было.

Стоит путник и покачивает в изумлении головой. Он поражен, ему даже страшно. И он задает себе тот вопрос, над которым в течение столетий бесплодно билось население Араратской долины: «Что за диковинный поток? Откуда появился он в этот безоблачный, ясный и знойный день?!»

Загадка эта, верно, так и осталась бы нерешенной, если бы однажды, 6 ноября 1953 года, из села Айгедзор в горы не вышло несколько школьников. Они собрались на молочную ферму колхоза, чтобы навестить своих подшефных телят.

И вправду все произошло из-за почтового ящика. Не принеси его Мурад, почтальон села Айгедзор, в этот день на, молочную ферму, не возникло бы никакого недоразумения, да и повесть эта не была бы написана.

Но нельзя же, однако, все предвидеть заранее! Напасть часто приходит именно оттуда, откуда ты ее вовсе не ждешь. А с другой стороны, мог ли Мурад не принести почтового ящика на эту лежащую в глубине гор ферму? Ведь на всех остальных фермах района уже висели такие ящики. Не должна же айгедзорская плестись у всех в хвосте!

К тому же пастухи в Айгедзоре стали такими грамотными, что даже посылают корреспонденции в республиканские газеты! А сколько они пишут писем животноводам Шаумянского района — делятся опытом! А письма близким? Нет, без почтового ящика не обойтись.

Вот так и вышло, что Мурад, старик живой и проворный, не думая ни о каких последствиях, притащил из села на ферму новенький, блещущий свежей голубой краской почтовый ящик и прибил его к стене одного из хлевов.

Прибил, отошел назад на шаг-два, уперся руками в бока, посмотрел гордо и объявил:

— С этого дня никаких писем ни с кем в село не посылать! Ни с кем! В каком мы с вами веке живем? Опускайте письма в ящик. Посылающий — пошлет. Отправляющий — отправит. Получающий — получит. Как в городе!

Мурад открыл свою сумку и стал продавать работникам фермы почтовую бумагу, конверты и марки.

А по ту сторону хлева, на берегу ручья, протекавшего через ферму, под сенью дикой груши с уже пожелтевшими и начавшими осыпаться листьями сидело несколько школьников. Накануне на машине, посланной из колхоза за молоком, они приехали сюда, чтобы посмотреть, как живется телятам, над которыми взял шефство их пионерский отряд. Ребята захватили с собой учебники и сейчас, сидя под грушей, повторяли урок географии.