Вахтанг Ананян - Пленники Барсова ущелья

И он первый двинулся вперед. Вслед за Гагиком сошли с тропинки и начали взбираться на склон горы другие… Внизу один — одинешенек оставался Саркис.

— Поди, поди, спрячься в юбках у матери! — крикнул ему сверху Гагик.

От обиды серые глаза Саркиса потемнели, а на тонкой шее вздулись вены.

«Как же быть? — промелькнуло у него в голове. — Пойти за этим хвастуном Ашотом или вернуться домой? Вернешься — от одних только шуток Гагика потом не избавишься: этот все раздует, из мухи слона сделает и такие начнет анекдоты рассказывать, что засмеют, пожалуй.

Нет, никуда теперь не денешься, придется следовать за этим сумасшедшим Ашотом. И дернул же черт на эту ферму пойти! Будто без меня телята не обошлись бы!»

Неохотно поплелся Саркис за всеми, мысленно браня Ашота за его выдумку.

Ребята медленно поднимались вверх по склону горы. Но вот они вышли на вершины скал, нависших над Барсовым ущельем, и снова остановились очарованные.

Внизу расстилалась долина Аракса, с двух сторон окруженная высокими горами. Облака и туманы словно задремали на их острых вершинах. И не по сравнению ли с этими скалами, суровыми и угрюмыми, особенно мягкой и приветливой кажется раскинувшаяся у их подножия земля? Или, может, река, серебряным поясом охватившая долину, придает невыразимую прелесть этому краю? Или украшают его сады с их чудесными, словно из золота вылитыми плодами? Или мирно дымящие среди зелени армянские деревни делают этот пейзаж неповторимым, уютным? А может быть, дело в птицах? Может быть, все новые и новые стаи, прилетающие с берегов Дальнего Севера, оживляют эту чудесную панораму?

Ребята стояли на ребре одной из многочисленных горных ветвей Малого Кавказа. Ветви эти тянутся вниз, к Араратской долине, а сам хребет устремлен к Ирану. Его скалистые вершины врезаются в бирюзовые глубины неба и, окутанные фиолетовой дымкой, постепенно теряются где-то далеко на горизонте.

Справа, как раз напротив, поднимается Большой Арарат. Сейчас он окружен легким облачком. А рядом — Малый, похожий на воткнутую в середину Араратской долины исполинскую сахарную голову. Ни одного выступа, ни одной неровности, кажется, нет на поверхности этой горы. Словно какая-то огромная космическая машина выутюжила ее бока и придала ей форму правильного конуса.

Протекая по этой волшебной долине, Аракс образует границу, отделяющую свободный советский мир от стран, где еще царит капитал, — от Ирана и Турции. Река бежит среди окаймляющих ее желтых тростников и исчезает в провалах Карадагского хребта Северного Ирана.

— Ребята! — воодушевился Гагик. — Мы стоим в таком месте, что и из рогатки можем бить по капитализму! Посмотри-ка, Ашот, вон туда, на вершину Арарата. Видишь, люди ползут на четвереньках. Это американцы. [4] Речь идет об американских «туристах», которые поднимались на Арарат якобы для поисков «Ноева ковчега». А тот вон, слева, — сам генерал Риджуэй! [5] Действительно, однажды главнокомандующий американскими оккупационными войсками в Европе генерал Риджуэй, стоя на склонах Арарата, рассматривал в бинокль левый берег Аракса, по которому проходит граница СССР с Турцией. Риджуэя окружали высшие чины турецкой армии. Погляди, с какой тоской он смотрит в бинокль на нас, на мир социализма, — шутил Гагик, вспоминая недавно насмешившее всех сообщение газет.

Ребята весело смеялись, а звонче всех Шушик, которой всегда нравились шутки неутомимого Гагика.

…По западному склону скал, на которых стояли дети, вились узенькие тропки. По ним ловко бегают дикие козы, живущие в недосягаемых для человека расщелинах и пещерах.

Здесь встречаются и каменные бараны, или арменийские муфлоны, как называют их зоологи. Но живут они на травянистых склонах гор, у их подножий, или в пустынных, мертвых долинах. Чаше же всего муфлонов можно видеть на голых холмах, тысячелетия назад оторвавшихся от горных хребтов и разбросанных теперь по левому краю Араратской долины.

Еще издали видно — целое стадо пасется на одном из этих холмов. Так и кажется, что сейчас тебя бешеным лаем встретят собаки. Выйдет пастух, уймет собак, а тебя позовет в свой шалаш и угостит овечьим молоком.

Но нет здесь ни собак, ни пастухов.

Наметанный глаз охотника давно уже различил бы на вершине холма барана — вожака. Подобный изваянию, стоит он на своем каменном постаменте и, гордо подняв голову, бдительно озирает окрестности. Это часовой. Заметив опасность, он резким свистом, похожим на змеиный, предупреждает стадо. И оно собирается, сбивается в массу и, следуя за вожаком, мгновенно исчезает в холмах. Словно это был мираж. И снова пустынным и мертвенно безмолвным становится все вокруг.