Геннадий Машкин - Заколдованное нагорье

— Да. И дед Авдей на карту поручика упирал, — проговорил Валик, — будто из-за нее заблудился отряд, прогневив мифического Хозяина. Ты веришь в эту чепуху.

— Тогда здесь совсем глухомань была, — отозвалась Устя, — по тогдашней карте, да еще зимой можно было, наверно, блукать до второго пришествия. Вот и появился Заколдованный Круг!

— Теперь не то, — баском заметил Валик. — А хорошая карта не подведет. Если умеешь ею пользоваться, конечно.

— А у тебя есть что-нибудь такое? — спросила Устя.

— То-то и плохо, что ничего.

— Тогда как же пойдешь? Может, заклинание какое знаешь?

— Это еще зачем? — насторожился Валик, не понимая, шутит девчонка или говорит всерьез.

— Если заблудишься, в крайнем случае, — задумчиво ответила Устя.

— Это в деревне у вас положено? — съязвил Валик.

— Охотникам помогало. Дедушка мой рассказывает: не раз с заговором выходили из Верхней Тайги — всякое случается и с опытным промысловиком.

— Я на сообразительность и на спортивную закалку надеюсь, — сказал Валик и повихлял корпусом, чтобы Устя видела, как он владеет своим сухим крепким телом. — Между прочим, капитан школьной команды. Приглашают в юношескую «Зарю». Скажу тебе, хороший хоккей показывает команда.

— А я не люблю этот ваш спорт, — скривилась Устя. — Бегают, прыгают без толку... Сколько можно работы переделать за это время!

— Ну, так думают в вашей деревне! — воскликнул Валик. Под ногу лопался кусок размокшей коры, и спортивно-научный радетель поддел его, демонстрируя лихость удара. Корина шлепнулась в реку. Рядом с ней выпрыгнул крупный хариус, видать, с испугу.

— Надо дедушке сказать, чтобы здесь попробовал половить, — заключил Валик.

— Деду Ипату сюда не добраться, — заметила Устя, хмурясь.

— А посмотри, куда он приполз! — Валик ткнул рукой в сторону рыболова и черной собаки, застывших на берегу среди искристых глыб диабаза. Вдруг сорвался с места, как спринтер, понесся с криком: — Догоняй, Устя!..

— Но, кто же это с таким шумом летит к рыбаку? — проворчал дед Ипат, когда Валик и Устя одновременно вцепились в рукава его старой, выбеленной солнцем куртки. — Хариус — это вам не сорога!

Лохматый, как все здешние лайки, Майор тоже посмотрел на шумливую молодежь осуждающе. Он никогда не позволял себе лаять по пустякам, теперь спокойно лежал около ног хозяина, закованных в чулки из сохатиной шкуры, и с любопытством глядел на поплавок из сосновой коры, проткнутый гусиным пером, покачивающийся на воде.

— Как улов, дедусь? — Валик заглянул в ведерко с водой, там мелькнуло несколько сорожек. — Маловато, вижу.

— Была бы у меня лодка моторная, да с дуралевым корпусом. — Ипат огорченно шлепнул руками по своим твердым штанам из лосиных шкур. — Вон как у Гордея...

По Ангаре с могучим гулом подвесного мотора неслась лодка. Из-под серебристого задранного носа откатывались два пенных уса. Поплавок залихорадило, и Майор оскалился на эту наглую лодку.

— Что, Майорчик, своих не узнал? — потрепала Устя седой загривок собаки.

— Там вроде и чужой, — проговорил Ипат, щуря глаза от блеска воды. — Который на носу.

На носу «Казанки» стоял какой-то неизвестный молодой мужчина. На корме за мотором сидел старик в черной рубахе, смоляная его борода завихрялась к ушам от ветра. На всем ходу он завернул лодку к деревне, и пассажир чуть не вывалился в воду. Он предостерегающе вскинул руку. Гордей выключил мотор, и лодка замерла в прибрежной траве.

Ипат восхищенно крякнул:

— Ловок сосед! И гость бравый парень.

Мужчина в ковбойке выпрыгнул на берег и подтянул лодку. Гордей подал ему вещи — какой-то ящичек, обшитый брезентом, рюкзак и сложенную треногу и указал на свою избу. Сам, гремя цепью, пришвартовал лодку на замок, потом выволок из нее большую рыбину, поднял, держа обеими руками под жабры. Это был таймень килограммов на двадцать.

— Ух ты, рыбка! — не сдержал Валик возгласа.

— Здоровый таймешка, — согласился Ипат. — Эх, ноги бы мне — ловил бы рыбку и покрупней.

А Гордею захотелось, видно, показать перед соседом свою силу и удачливость.

— Устюша! Во дурака поймал! Иди чистить. Гость у нас нынче. Ухой кормить будем, — прокричал он зычно.

— Ему легко говорить, — сумрачным голосом проронил Ипат. — Здоров, как сохатый! Именитый человек. Мне до него далеко, к примеру.

— Будет и у тебя именитость, деда, — ободрил Валик.

— Ах вы! — Ипат привлек к себе внука и Устю. — Ничего не надо мне уже... лишь бы вы росли добрыми, отзывчивыми да справедливыми.