Анатолий Дементьев - Подземные робинзоны

— Чем так вкусно пахнет? — поинтересовался учитель.

— Не догадываешься? А еще на Кавказе был, — и доктор, неожиданно изменив тон, заговорил с грузинским акцентом: — Паедем, дарагой, на Кавказ. Шашлик кушить будишь, кишмиш кушить будишь.

Сергей Денисович и Светлана рассмеялись, до того это забавно получилось у доктора.

— Не подозревал в тебе такого таланта, Иван. Ты актер. И великолепный.

— Когда-то играл. В самодеятельном коллективе, — скромно пояснил Мухин. — И, говорили, неплохо… Света, как там у тебя?

— Суп готов, — девочка помешала ложкой в котелке, зачерпнула немного дымящейся жидкости.

— Сергей Денисович, попробуйте. Не пересолила?

— Чудесный суп. Иван, ты кудесник, и у тебя отличная помощница. Не знаю, что бы мы делали без вас.

— То же самое, — ответил польщенный доктор. — Дело не во мне и Свете, а в продуктах, которые, увы! кончаются. А вот что будем делать без продуктов…

Из темноты появился начальник отряда, остановился на грани освещенного круга. Багровые отблески костра упали на его лицо. Николай Павлович был взволнован, и все это сразу заметили.

— Что еще случилось? — тревожно спросил Одинцов.

— Ничего не случилось. Я нашел вот это, — Санин показал небольшой сверток. — У выхода из зала, вон там.

Учитель взял сверток, наклонился к костру.

— Можно посмотреть?

— Конечно, только, пожалуйста, осторожно.

Доктор бросил палочки с шашлыком и, суетливо поправляя сползшие на кончик носа очки, спрашивал:

— Что там, в свертке? Ну же, Сережа, показывай.

Сергей Денисович протянул находку Санину.

— Лучше уж ты сам, Николай. Не умею я обращаться с такими штуками.

Краевед, с беспокойством следивший за учителем, охотно принял сверток.

— Сейчас посмотрим.

Подошли Миша и Володя.

— Ужинать скоро будем? — спросил Миша. — Есть хочется… Николай Павлович, что вы делаете?

— Тс-с! — остановила его сестра. — Не мешай.

Пять пар глаз напряженно смотрели на Санина. А он, не торопясь, отыскал узелок, долго копался, развязывая его, и наконец снял бумажную обертку. В руках у Николая Павловича оказались три свернутые в трубку тетради.

— Тетради, — сильно волнуясь, сказал Санин. — Я почему-то сразу подумал, что в свертке бумаги.

Он осторожно расправил одну из тетрадей и еще ближе придвинулся к костру. Перевернул несколько страниц, исписанных сверху донизу химическим карандашом. Местами на страницах расползлись бесформенные пятна, как будто сюда попала вода. Часть листов слиплась, их нельзя было разъединить, не рискуя порвать.

— Читай, — попросил Одинцов. Волнение краеведа передалось и ему.

— Читайте! Читайте!

— Очень плохо видно, — словно извиняясь, сказал Николай Павлович. — Мало света. Друзья, это дневники. Вот числа: мая двадцать первого, мая двадцать третьего. И так далее…

— Сделаем так, Николай, — предложил учитель. — Сейчас поужинаем, а потом ты нам почитаешь.

При упоминании об ужине Светлана бросилась к котелку с супом, а доктор — к палочкам с шашлыком, от которых шел горьковатый дым.

Николай Павлович бережно завернул тетради в бумагу. Путешественники достали кружки, заменявшие им тарелки, и Мухин разлил горячую, на диво ароматную жидкость.

Все ели торопливо, до того велико было у каждого желание поскорее послушать записи в дневниках. Миша и Володя первыми управились с супом и шашлыком и вызвались нащепать лучины, чтобы светить Санину, когда он будет читать дневники.

Все уселись вокруг Николая Павловича. Он торжественно достал первую тетрадь и чуть глуховатым голосом начал читать.

«Мая 21 дня. В пути мы уже третий день. Полагаю, прошли верст пятьдесят. Устал я изрядно, а вот Алеше хоть бы что. Он бодр и весел, как всегда. Путь наш был труден, почти все время шли лесом. Нет здесь ни дорог, ни тропок. Я поздравил себя с тем, что не ошибся в выборе спутника. Но Алеше ничего не сказал.

Собственно, Алешу я не выбирал, вначале-то один собирался отправиться, а потом уж так случилось, что он пошел со мною. Алеша часто бывал у нас в доме, помогал по хозяйству, выполнял мелкие поручения. В школе он учился прилежно, и я советовал родителям отдать паренька в гимназию, обещая похлопотать и все устроить. Но батюшка Алеши рассудил иначе.

— Будет с него науки, — сказал он мне, — выучен читать и писать, чего еще? Опять же считать умеет. Пусть в лавку садится, помогает отцу.

И Алеша «сел в лавку». Отец его — мелкий хлеботорговец — сам был неграмотен, держал приказчика, который и вел все дела. А потом узналось, что приказчик сей был на руку не чист и батюшка Алешин выгнал его. Вот Алеша и стал вроде приказчика.