— Господа офицеры! Приказываю меня бросить и отходить! — прохрипел пришедший в себя ротный от вспышки боли в перебитой пулей кости. Ноги его волочились по земле, офицеры держали штабс-капитана под мышки, пытаясь вытащить командира из-под обстрела. Бежали медленно. Добронравов не видел наступающих красных, но предполагал, что ловушку могут захлопнуть и с тыла, тогда ляжет вся рота. Он достал наган и ударил рукояткой по державшим за плечи рукам. — Это приказ! Бросить и отходить! Застрелю, нахер!
Огненный ночной мешок перемолол роту за двадцать минут. Через двадцать минут красные стрелять перестали и от станции двинулась тёмная цепь, практически неразличимая во вьюжной ночи.
Батальон был недоволен. Многие считали, что полковник Борисов, совершил ошибку, послав лишь одну роту. Хотя все понимали, что не только недальновидность командования, но и предательство сыграло главную роль в гибели офицеров.
От посыльного Донской офицерской дружины получили сведения, что к красным подошло подкрепление в два эшелона. Сейчас их на станции скопилось до 2000 штыков. Это была серьёзная сила, которая могла свободно пробиться к Новочеркасску. Собственно, на пути у этого отряда стоял Офицерский батальон в сто двадцать человек и Донская офицерская дружина, численностью до двухсот человек, имевшая двадцать офицеров. Остальные — казачья молодёжь и старики казаки.
Следующей ночью батальон выдвинулся к Гуково, при одном пулемёте на дрезине. Борисов отправил в бой девяноста четыре человека, под командованием командира первой роты подполковника Плохинского. Сам остался на станции Зверево. Дружина должна была обойти Гуково, отрезав с тыла и заминировать мост, на случай если красные сумеют удрать со станции.
Ветер стих, вьюга утихомирилась, чуточку похолодало. Но в отсутствии ветра мороз почти не чувствовался.
Пётр шагал в своём взводе. Надо было пройти десять вёрст вдоль железной дороги. Шли тихо, не разговаривая. Только скрип плохо смазанных рычагов у дрезины да еле слышный стук колёс. Двигались прямо между рельсов в колонну по два. Где-то впереди шагал головной дозор. Наметённый снег легко подминался сапогами, изредка поскрипывая под подошвами. С усилением мороза скрипеть под ногами стало сильнее. В середине ночи подошли к станции и батальон развернулся в боевой порядок.
— Держись чуть сзади и слева от меня, — сказал Аженов прапорщику Озерееву. — Прикрывай меня слева. Браунинг засунь за отворот шинели, чтобы можно было быстро выдернуть. Патроны в винтовке зря не трать, перезарядиться не успеешь, их слишком много.
Пётр пристегнул к винтовке ножевой штык и упрятан наган за отворот шинели, чуть затянув поясной ремень. Он был готов.
Заорал часовой красных, сбитый неудачным ударом и началось. Застава большевиков огрызнулась короткой очередью пулемёта и несколько офицеров покатилось в снег. Згривец помчался на пулемётчика и рухнул в снег, задетый пулей. Он же и заорал, когда пулемёт заткнулся: — Задержка! Сам же вскочил и держа винтовку левой рукой ткнул пулемётчику штыком в спину. Аженов побежал к станции, краем глаза заметив, как второго пулемётчика заколол Плохинский. Сам он тоже рубанул, не останавливаясь, вскочившего красногвардейца и рванул вперёд. Заставу у путей смахнули в один момент. Большими скачками выметнулся к эшелону. Выстрелами поднялась паника и красные начали выбегать из строений, устремляясь в трём эшелонам. Вот на перроне Аженов и оторвался как следует. Винтовка летала не останавливаясь. Выпад он сделал всего дважды, а так просто рубил направо и налево. Хорошо заточенный штык, драл людскую плоть как бритва. По горлу, по животу, по бедру. Весь перрон пробежал за пару минут, оставив после себя дорожку кровавых тел. Вадим держался сзади— слева, как и предписывалось. Добровольцы почти не стреляли, кололи штыками и били прикладами. Полураздетый, шинель без пуговиц — значит враг! Фронтовиков с германского фронта у красных было мало. Неизвестно кто, одетые в солдатскую форму. Наверняка половина грабителей и бандитов под командованием ничего не понимающих в военном деле комиссаров. Ответные выстрелы начались через пять минут после атаки. Но не больно то в ночи и постреляешь.
Эшелон, стоящий против выходной стрелки дёрнулся и начал уходить со станции. Вслед ему ударил пулемёт. Двери теплушек были раскрыты и туда пытались заскочить желающие спастись. Петр вскинул винтовку. Один чудик замахнулся гранатой, пытаясь метнуть её на перрон. Тяжёлая пуля манлихера вбила его вглубь теплушки и граната рванула там, выплеснув наружу вой голосов. Аженов расстрелял по эшелону обойму и вставил новую пачку, успев подхватить выпавшую пустую. Клацнул затвором, загоняя патрон в ствол. Огонь по уходящему эшелону усилился, стреляло уже десятка три офицеров и в хвост хлестал пулемёт с дрезины.
Читать дальше