Валерий Елманов - Крест и посох

Будто картинку красивую неведомый живописец намалевал, и так она ему по сердцу пришлась, что принялся он ее тут же перерисовывать. Раз, другой, третий, да все так искусно, со всеми малейшими точечками и черточками, что одну от другой не отличить. Намалевал, а после расставил перед путником со всех сторон — гляди, пока глазу не надоест, а что толку: куда ни посмотри, всюду одно и то же.

Неожиданный сильный порыв неведомо откуда взявшегося ветра вдруг с такой силой ударил Доброгневу в правый бок, что она, не удержавшись на ногах, упала навзничь и покатилась, не в силах воспротивиться внезапному натиску стихии. Лукошко выпало из ее рук, а сама она лишь отчаянно пыталась зацепиться хоть за что-то, но, кроме листвы, под руки ничего не попадалось. Наконец левой рукой ей удалось поймать низко свисающую над землей ветку, остановиться и перевести дыхание. Ветер утих.

Она перехватила поудобнее свою ненадежную, всего в палец толщиной, молчаливую спасительницу на всякий случай еще и правой рукой и подняла голову, чтобы отыскать выроненное лукошко, однако увиденное так напугало ее, что все мысли о буравке тут же выскочили у нее из головы.

Вместо спокойного обычного, хотя и очень уж одинакового леса, по которому она только что шла, перед Доброгневой предстало что-то невообразимое. В сгустившемся сумраке ее глазам открылась глухая лесная чаща. Если и росли в лей деревья, то для доброго строительства они уж никак не годились, все изломанные, перекореженные, с изогнутыми стволами, перекрученными кривыми ветками. Большая часть из них и вовсе была мертва. Чернея громадными дуплами, отсвечивая белесой гнилью, они, тем не менее, еще стояли, будто ожидали момента, пока кто-то не пройдет близ него, чтобы со злобным визгом рухнуть в ту же секунду на неосторожного зверя ли, человека ли и в миг своей окончательной гибели унести с собой, прихватив для Чернобога в качестве искупительной жертвы, еще одну жизнь. И даже плотно растущий кустарник, чьи заросли виднелись поодаль, тоже пытался внести свою лепту в эту общую картину даже не враждебности, а самой настоящей ненависти ко всему, кто по неосторожности забредет в это гиблое место.

Как еще одно убедительное доказательство того, что здесь ни в коем случае нельзя не только останавливаться, но даже появляться, хотя бы и ненадолго, рядом с лежащей недвижно Доброгневой промелькнула испуганная, встревоженная донельзя гадюка. Ее узкое длинное чешуйчатое тело быстро, еле заметно шелестя темно-бурой, насквозь прелой листвой, протекло совсем рядом с девушкой куда-то вдаль, норовя как можно быстрее исчезнуть, скрыться из этих негостеприимных мест.

Непреодолимый ужас затуманил ее разум, когда она увидела посверкивающий кроваво-красным отсветом огромный глаз, злобно устремленный прямо на Доброгневу из гигантского дупла мертвого гиганта, торжествующе возвышающегося над нею буквально в нескольких метрах. Кряк — гневно надломилась большая сухая ветвь, и хищно оттопыренный сук прямо над нею слегка шевельнулся, будто нацеливаясь поудобнее, дабы пригвоздить свою жертву к земле. Чтоб без промаха, навечно.

Не помня себя от страха, она вскочила и опрометью бросилась бежать, не ведая, правильное ли выбрала направление и не заведут ли ее ноги, вместо спасения, еще глубже, еще дальше в эту страшную чащу для неминуемой лютой расправы.

Колючие кусты в бессильной ненависти, не в силах причинить более существенный вред, рвали ее одежду, выдергивая куски ткани; из земли самоотверженно бросались прямо под ноги черные коряги, сплошь покрытые чешуйками гнили и смерти, стремясь задержать ее бег; низко свисающие сухие ветви норовили опуститься пониже и вцепиться ей в волосы. А она все бежала и бежала, пока не рухнула, окончательно выбившись из сил и вдобавок споткнувшись об огромное бревно, прямо на небольшую кучу листьев, но тут же ошалело подскочила от неожиданности, услыхав жалобный стон, раздавшийся прямо оттуда.

Некоторое время она колебалась, но потом женское любопытство пересилило страх, и Доброгнева принялась разрывать листву руками, желая выяснить, откуда здесь появился человек и что он из себя представляет. «А может, и разыскать поляну заветную поможет», — мелькнула в ее голове мысль.

Спустя немного времени ее труды увенчались успехом, и она увидела небольшого худенького старичка.

Тот был почти гол. Кроме грубых штанов и посконной серой рубахи, на нем ничего не было. Зато дедок компенсировал это густой растительностью на лице, настолько пышной, что уже пегие пряди никогда не ведавших гребенки лохм почти полностью закрывали морщинистое лицо. Когда же он тяжело, с усилием, открыл глаза, то Доброгнева вновь слегка напугалась — были они нечеловечески яркими и чуть ли не светились во всей своей изумрудной красе.