Но с временем еще в борьбе,
В том мире, где мы так любили,
Дай о тебе и о себе
Подумать. Это слезы были,
Вздох, ставший под конец невмочь.
Но если наступает ночь,
И гибнешь ты, как Афродита,
И гибну я, как ты, как все,
Пусть то, что было пережито,
Еще хоть раз во всей красе
Мне память рассечет секирой:
Тот мира вздох, те слезы мира.
Не надо писем, слов не трать…
В ночи по дому ходит тать,
И от комода до буфета
Он рыщет в комнате без света,
И вот — находит серебро.
Но капает вода в ведро,
И просыпается хозяйка.
(А под подушкой нет ключей.)
Тревога, крик… Но он ловчей,
Чем кошка — в тьму. Поди, поймай-ка!
Он все унес, и не сыскать.
И вот, как он (кричать не надо),
Сквозь глушь двора и дрему сада
Приду тебя я воровать.
Во мраке спит высокий берег,
А море синее внизу.
Колышет ночь тяжелый вереск,
Луна похожа на слезу;
Дрожат в воде ее движенья,
И над красою превращенья
В ртуть переимчивой воды
Задумались над морем сосны,
И в мраке милы и несносны
Далекой музыки следы.
В безмолвной даче окна плотно
Закрыты, и залег засов.
В безмолвной даче беззаботно
Ты спишь, и над тобой дремотно
Проходит рой теней и снов.
А я сквозь заросли сирени
Взбегаю тайно на ступени,
Преступно подобрав ключи,
И по гостиной легче тени
Бегу, без шума, без свечи,
К дверям твоим. Молчи, молчи!
Ковры глушат мое дыханье,
Изнеможение свиданья
Меня за дверью стережет.
Не знаешь ты: запретной встречи
Подходит воровской черед,
И вот: глаза твои, и плечи,
Испугом искаженный рот.
Но мне не перенесть свиданья,
Такого счастья мне не снесть.
Все это — вдохновенья месть
За все твои очарованья.
Пиши мне письма, трать слова,
Цветы, и вереск, и трава
Ногой моей не будут смяты.
Открой же окна широко
В ночь, полную луны и мяты, —
Вор одинокий, вор проклятый
От белой дачи далеко.
Там, в городе, неслышно бьется
Ночное сердце. Мерен звук.
Оно живет, оно плетется
В чреде беспамятных разлук.
Безумной вылазки у моря
Ему вовек не пережить,
Такого счастия и горя
Не может в этом мире быть.
Волною нежной и холодной
Омыла память ты свою
И вот, забвенья на краю,
Ты чувствуешь себя свободной.
Все позабылось, все прошло
В краю, где море пеной плещет,
А в городе одно трепещет
Ночное сердце, как крыло.
Мне страшно за его биенья,
За слишком кроткий ход его,
Оно не хочет ничего,
Ни ревности, ни преступленья.
Когда-то в бурях мировых
Оно дышало за двоих,
В холодных сумерках изгнанья
Оно не дрогнуло еще,
Оно лишь билось горячо
В минуты нашего свиданья.
Оно умеет так молчать,
Оно не смеет застучать.
И страшно мне его смиренье,
И страшен тихий ход его.
Позволь унять его биенье:
Не любит сердце никого.
Была червонною земля,
Стелились нежные поля,
И сердце реяло, как птица,
Но птицелову примоститься
В овраге удалось, и вот
В порядок сети он приводит,
Потом, таясь, к меже выходит,
На землю зеркало кладет.
Блестит кусок воды и стали,
А жаворонок без печали
Струится в небе голубом,
И, нисходя и воздетая,
Поет о милой выси мая,
О горле маленьком своем.
Но блеск внизу, и отблеск неба
В покое зреющего хлеба:
Там то же солнце, что вверху,
Там тот же край лазури пышной,
Там в бездне ложной, в бездне лишней,
В цветах, полыни и во мху
Лежат знакомые высоты
Голубизны и позолоты.
Он канет в синее стекло,
Там так же ярко и светло,
Там плен душе его навеки,
В плеснувшей сети тяжело
Опустит крылья он и веки…
Певучий, солнечный туман,
Спасибо за такой обман,
За миг один путей потери,
За в смерть распахнутые двери,
За то, что верх и низ слились,
За опрокинутую высь.
О, зеркало мое ночное!
Со звоном падаю в тебя.
И принимаю роковое,
Изнемогая и любя.
Когда отходят волны мира,
Когда летит из-за Памира
По небу черный метеор,
Я гибну от любви и песен,
И так смешон, и так чудесен,
И так печален мой позор.
Тысячелетнее виденье,
Окончен мир, и ты, и я
Через неверное мгновенье
Окончимся, любовь моя.
Растаешь ты, а я впотьмах,
Еще тебя благословляя,
Со звоном высоты в ушах,
Полет последний ускоряя,
Паду — во весь летя опор,
Хрустя костьми, в мой сумрак низкий,
Как тот азийский метеор,
Как жаворонок тот российский,
Крича, разбрызгивая кровь,
Дробясь, цепляясь за земное…
Как в зеркало мое ночное,
Я падаю в тебя, любовь.
Читать дальше