Юлия Друнина - Метель

А закат над лесом —
Словно кровь из вен.
И «аборигенам»
В эти вечера
Призрачною кажется
Красная Пахра…

Не рвался
На высокие трибуны
И не мечтал
Блистать за рубежом.
Нет, не завидовал
Модерным, юным
Он — скромной гордостью
Вооружен,
Страдал.
Писал,
Не требуя награды,
За строчкой строчку.
Трудно. Не спеша.
В тени…
В нем билось
Сердце Ленинграда,
В нем трепетала
Питера душа.
Он помнил —
Пушкин,
Достоевский,
Ленин
Дышали белым маревом Невы…

Седой поэт,
Застенчивости пленник,
Идет, не поднимая головы.
В президиум
В последний ряд садится,
Потупив близорукие глаза.
И освещаются невольно лица,
И благодарно замирает зал,
Когда поэт выходит на трибуну,
Когда берет, робея, микрофон,
И далеко запрятанные струны
Невольно в душах задевает он.
Мы снова верим,
Что в наш век жестокий,
Который всяким сантиментам чужд,
Еще становятся бинтами строки
Для раненых, для обожженных душ.

Сборник свой
Иногда листая,
Вдруг задумывается поэт:
Эти строки,
За стаей стая,
Вылетают на белый свет.

Есть стихи —
Как родные дети,
Есть — как пасынки.
Только мне
Быть за тех
И других
В ответе,
А за пасынков —
Так вдвойне…

Он застенчив и сдержан,
Ты болтлива, резва.
Он — хорошая музыка,
Ты — пустые слова.
Как случилось, что вроде
Мило смотритесь вместе?
Не словами — мелодией
Покоряет нас песня…

Много званых,
Да избранных мало.
Храм Поэзии…
Скольким ты,
Жизнь,
Корежила и ломала,
Тем, кто крепче меня,
Хребты!..

На войне,
Право, было легче.
Яда подлости
Я страшусь.
Чем ничтожнее человечек,
Тем противней его укус.

На войне
Все казалось проще.
Если надо —
Идешь в огонь.
Лучше
Пули зловещей росчерк,
Чем подметных посланий вонь.

«На гражданке»
Я жестче стала…
Храм Поэзии —
Полон он.
Много званых,
Да избранных мало.
Колокольный глушит трезвон.

Надо гнать
Торгашей из храма —
Но попробуй-ка
Изгони!
Нахлебаешься… скажем, срама,
И затопчут тебя они.

Только нам
Не к лицу сдаваться,
Отступать,
Брать слова назад —
Тем, кто шел на войну
В шестнадцать,
Странно трусом стать
В шестьдесят…

«Быть лейтенантом
Надоело мне»,—
Сказал товарищ
Жестко и устало.
«Все пули — нам
(Не только на войне!),
Давно пора в генштабы,
В генералы».

Мой лейтенант!
Я понимаю вас —
По службе, знаю,
Надо продвигаться.
Но часто думаю:
Наш звездный час
Пробил тогда,
Когда нам было
Двадцать…

Летят как молнии,
Как блицы
Одна другой больнее весть —
Друзья уходят вереницей.
Прощай!
А кто потом?..
Бог весть!

Сражаться в юности умела,
Дай, зрелость, мужества теперь,
Когда настойчиво и смело
Уже стучится
Вечность в дверь…

Да, такие морозы
И в другие трещали года.
Почему же с тревогой
Глядим на термометр мы?
Временами мне кажется,
Что города
Цепенеют в объятиях
Ядерной мертвой зимы.
Я гоню этот бред,
Что в моем подсознанье живет…
Я боюсь за тебя —
От безумцев зависящий мир…
Я порою прощаюсь,
Прощаюсь всю ночь напролет
С вами — Пушкин и Гёте,
Гомер и Шекспир.
Неужели планета
Опять возвратится к нулю?
Разве можно принять
Этих мыслей безжалостный груз?..
Все больней, безнадежней
Каждый кустик промерзший люблю,
Все дороже мне каждый
Закутанный карапуз.
Эка невидаль, что
Всюду царство мороза и льда!
Ведь конец декабря.
Отчего же тревожимся мы?
Временами мне кажется,
Что холода
Лишь предвестники ядерной
Мертвой зимы.
Я смотрю и смотрю
На дрожащую в небе звезду,
Что пробилась сквозь плотный,
Летящий лавиною снег…
И родился он
В самую длинную ночь в году —
Этот самый, быть может,
Загадочный человек.
Нам понять его душу
Еще не настала пора.
Нам бы только над раной
Затянуть понадежнее жгут…
Как теперь мы спокойно
И славим и судим Петра,
Так бесстрастно века
Совершат над Иосифом суд…
Я смотрю и смотрю
На дрожащую в небе звезду —
Как пробилась она
Сквозь летящий лавиною снег?..
Двадцать первое.
Самая длинная ночь в году.
Эта магия цифр —
Двадцать первый
Наступит ли век…