Array Имруулькайс - Любовная лирика классических поэтов Востока

Утесы каменные стон мой отзывным стоном потрясет;
От слез моих на глине темной тюльпан багряный расцветет.
Ручьем мои струятся слезы по следу твоего коня,
И не унять мне эти слезы который день, который год…
Что мне осталось в горькой доле? В груди нетихнущая боль.
И эта боль живое сердце вот-вот на части разорвет.
Ты, душу взявши в долг, сказала: «Я поцелуем заплачу».
Душа из плена не вернется, и платы срок не настает,
Во сне глубоком целовал я уста и родинку твою…
Не оттого ль и лихорадка мне обметала бледный рот?
Вчера бутон в саду хвалился, что он нежнее губ твоих,
Боюсь — за хвастовство такое сегодня град его побьет.
Смотри: луною двухнедельной взят, как невольник, в плен Джами.
Всё, что собрал он за полвека, она, как собственность, берет.

Мне чуждой стала медрессе, и ханака [84] Ханака — обитель дервишей. мне не нужна:
Обителью молитв моих отныне стала мейхана [85] Мейхана — питейный дом, кабачок. .
В окружье зикра [86] Зикр — обряд многократного призывания аллаха. — голоса дервишей не влекут меня,
Спешу под сень, где най звучит, где песня пьяная слышна.
Что спрашиваешь ты меня о шейхах и об их делах?
Тут глотка зычная, мой друг, и стоязычная нужна.
Где кравчий, рушащий обет и попирающий запрет?
Мы благочестье продадим за пиалу иль две вина.
Ты о любви мне расскажи! Я лучше сказок не слыхал
Под куполом страны чудес, что сказок исстари полна!
Сложи крыла, как мотылек, пади у ног своей свечи:
Чтобы сердца воспламенять, она всевышним зажжена.
Но ты, Джами, чуждайся тех, кто внешним блеском увлечен!
Не в каждой раковине, друг, жемчужина заключена.

Я пьян — целую ручку чаши или кувшина основанье,
Средь пьяниц — малых и великих — с утра свершая возлиянье.
Мне вместо четок во сто зерен дай леденец — к вину заедку,
И не тащи меня поститься из дома, где весь век — гулянье.
Изумлено любовью нашей, сегодня время позабыло
О мотыльке, свече, о розе и соловье повествованья.
Что мне возобновлять с тобою мое старинное знакомство?
Я для тебя лишен достоинств, чужак исполнен обаянья!
Юродивого дразнят дети, им на потеху он бранится,
Но камни, что в меня бросаешь, не удостою я вниманья.
Тот день, когда тебя служанка причесывала перед свадьбой,
Принес для тысяч душ влюбленных невыносимые терзанья.
Джами, лишь тот любить достоин, кто сердцем мужествен, как воин.
Так будь же тверд, готов и жизнью пожертвовать без колебанья.

Вот из глаз твоих две слезинки заблестели на розах щек,
Будто брызги дождя упали на тюльпановый лепесток.
Если ты слезу уронила, что же мне сказать о себе,
Если слезы текут безмолвно по щекам моим, как поток.
У тебя действительно слезы, а не только отблеск моих,
Что в глазах твоих я когда-то, словно в зеркале, видеть мог.
Всюду, где на тропинку сада упадала твоя слеза,
То живая роза раскрылась, то нарцисса сладкий цветок.
Словно редкие перлы — слезы — для ушных подвесок твоих
На изогнутые ресницы нанизал ювелир-зрачок.
Изумленный редкостным перлом светлой тайны твоей любви,
Нанизал Джами ожерельем жемчуг слова на нитку строк.

Сокровищницу жемчужин в саду раскрывает град.
Короной главу кипариса перловый венчает град.
Порвались ангелов четки, и вот — мрача высоту —
Вчера цветы распустились на персиковых ветвях,
Но в ярости цвет сбивает и ветви ломает град.
Ты скажешь: «Птенцы попугая заполонят луга,
Коль сам попугай небесный, как яйца, бросает град».
Напрасно высунул ирис язык свой, чтоб розу хвалить, —
Ему в своем гневе ревнивом язык отшибает град.
Ведь перлы рождает море, но ты на потоки взгляни:
Как будто бурное море из перлов рождает град.
Влюбленный неосторожный, своей мишенью избрав
В саду красавицу розу, ее убивает град.
Вспузырился пруд под ливнем, как лавка стекольщика, он,
В которую, обезумев, камнями швыряет град.
Тюльпан весенний алеет, как раскаленный горн, —
Свое серебро для расплава в него подсыпает град.
Две капли упали с неба; и первая — чистый перл,
Вторая — круглая льдинка, что расточает град.
Та первая — слово Джами, а вторая — соперника речь,
Когда в поединке словесном стихов заблистает град.