Борис Гребенщиков - Книга Песен

Так прости за то, что любя тебя

Я остался таким же, как был.

Но я до сих пор не умею прощаться

С теми, кого я любил;

И хотя я благословляю того,

Кто позволил тебе взлететь -

Если бы ты могла меня слышать,

Мне было бы легче петь…

Если бы ты могла меня слышать,

Мне было бы незачем петь.

Я хотел бы видеть тебя,

Я хотел бы знать,

С кем ты сейчас;

Ты как вода,

Ты всегда принимаешь форму того,

С кем ты;

С кем ты сейчас,

Кто верит сегодня

Своему отраженью

В прозрачной воде твоих глаз?

Кто ты теперь,

С кем ты сейчас?

С кем ты сейчас, сестра или мать,

Или кто-то, кто ждет на земле?

Легко ли тебе, светло ли тебе,

И не скучно ли в этом тепле?

Крылат ли он?

Когда он приходит,

Снимаешь ли ты с него крылья

И ставишь за дверь?

Кто ты сейчас,

С кем ты теперь?

С кем ты сейчас, сестра или мать,

Или кто-то, кто ждет на земле?

Тепло ли тебе — а если тепло,

То не скучно ли в этом тепле?

Крылат ли он,

и кто дал мне право

Помнить тебя и вспомнить еще один раз?

Кто ты теперь;

С кем ты сейчас?

Они красят стены в коричневый цвет,

И пишут на крышах слова;

Имеют на завтрак имбирный лимон,

И рубль считают за два.

Мне было бы лестно придти к ним домой,

И оказаться сильней -

Но, чтобы стоять, я должен держаться корней.

Ты можешь купить себе новый Hi-Fi,

Или просто идти в гастроном;

И медитировать на потолке,

Облитым дешевым вином.

Сложить свою голову в телеэкран,

И думать, что будешь умней.

Но, чтобы стоять, я должен держаться корней.

Они говорят, что губы ее

Стали сегодня, как ртуть;

Что она ушла чересчур далеко,

Что ее уже не вернуть;

Но есть ли средь нас хотя бы один,

Кто мог бы пройти ее путь,

Или сказать, чем мы обязаны ей?..

Но чем дальше, тем будет быстрей;

Все помнят отцов, но зовут матерей;

И они говорят, что у них веселей -

В доме, в котором не гасят огней…

Но, чтобы стоять, я должен держаться корней.

Так строй свой бюджет на запасах вина,

Что хранятся в твоих кладовых.

Кормись на тех, кто кормит тебя,

Забудь про всех остальных.

И я мог бы быть таким же, как ты,

И это бы было верней;

Но, чтобы стоять, я должен держаться корней.

Последний дождь — уже почти не дождь;

Смотри, как просто в нем найти покой.

И если верить в то, что завтра будет новый день,

Тогда совсем легко..

Ах, только б не кончалась эта ночь;

Мне кажется, мой дом уже не дом.

Смотри, как им светло — они играют в жизнь свою

На стенке за стеклом.

Мне кажется, я узнаю себя

В том мальчике, читающем стихи;

Он стрелки сжал рукой, чтоб не кончалась эта ночь,

И кровь течет с руки.

Но кажется, что это лишь игра

С той стороны зеркального стекла;

А здесь рассвет, но мы не потеряли ничего:

Сегодня тот же день, что был вчера.

Я не знаю, зачем ты вошла в этот дом,

Но давай проведем этот вечер вдвоем;

Если кончится день, нам останется ром,

Я купил его в давешней лавке.

Мы погасим весь свет, и мы станем смотреть,

Как соседи напротив пытаются петь,

Обрекая бессмертные души на смерть,

Чтоб остаться в живых в этой давке.

Здесь дворы, как колодцы, но нечего пить;

Если хочешь здесь жить, то умерь свою прыть,

Научись то бежать, то слегка тормозить,

Подставляя соседа под вожжи.

И когда по ошибке зашел в этот дом

Александр Сергеич с разорванным ртом,

То распяли его, перепутав с Христом,

И узнав об ошибке днем позже.

Здесь развито искусство смотреть из окна,

И записывать тех, кто не спит, имена.

Если ты невиновен, то чья в том вина?

Важно первым успеть с покаяньем.

Ну а ежели кто не еще, а уже,

И душа, как та леди, верхом в неглиже,

То Вергилий живет на втором этаже,

Он поделится с ним подаяньем.

Здесь вполголоса любят, здесь тихо кричат,

В каждом яде есть суть, в каждой чаше есть яд;

От напитка такого поэты не спят,

Издыхая от недосыпанья.

И в оправе их глаз — только лед и туман,

Но порой я не верю, что это обман;

Я напитком таким от рождения пьян,

Это здешний каприз мирозданья.

Нарисуй на стене моей то, чего нет;

Твое тело как ночь, но глаза как рассвет.

Ты — не выход, но, видимо, лучший ответ;

Ты уходишь, и я улыбаюсь…

И назавтра мне скажет повешенный раб: