Новелла Матвеева - Песни русских бардов. Серия 4

Всего одна уборная.

Здесь на зуб зуб не попадал,

Не грела телогреечка,

Здесь я доподлинно узнал,

Почем она — копеечка.

Не боялась сирены соседка,

И привыкла к ней мать понемногу,

И плевал я, здоровый трехлетка,

На воздушную эту тревогу.

Да не все то, что сверху, от Бога —

И народ зажигалки тушил,

И как малая фронту подмога,

Мой песок и дырявый кувшин»

Светило солнце в три луча

Сквозь дыры крыш просеяно

На Евдоким Кирилыча

И Гисю Моисеевну.

Она ему, — Как сыновья?

— Да без вести пропавшие.

Эх, Гиська, мы — одна семья,

Вы тоже пострадавшие.

Вы тоже пострадавшие,

А значит обрусевшие.

Мои без вести павшие,

Твои — безвинно севшие.

Я ушел от пеленок и сосок,

Поживал, не забыт, не заброшен,

Но дразнили меня "недоносок",

Хоть и был я нормально доношен.

Маскировку пытался срывать я —

Пленных гонют, чего ж мы дрожим?

Возвращались отцы наши, братья

По домам по своим да чужим.

У тети Зины кофточка

С разводами да змеями —

То у Попова Вовчика

Отец пришел с трофеями.

Трофейная Япония,

Трофейная Германия…

Пришла страна лимония,

Сплошная чемодания.

Взял у отца на станции

Погоны словно цацки я,

А из эвакуации

Толпой валили штатские.

Осмотрелись они, оклемались,

Похмелились, потом протрезвели.

И отплакали те, кто дождались,

Не дождавшиеся отревели.

Стал метро рыть отец Витькин с Генкой.

Мы спросили, — зачем? — Он в ответ,

Мол, коридоры кончаются стенкой,

А тоннели выводят на свет.

Пророчества папашина

Не слушал Витька с корешем,

Из коридора нашего

В тюремный коридор ушел.

Да он всегда был спорщиком —

Припрут к стене — откажется.

Прошел он коридорчиком

И кончил стенкой, кажется.

Но у отцов свои умы,

А что до нас касательно,

На жизнь засматривались мы

Уже самостоятельно.

Все — от нас до почти годовалых —

Толковище вели до кровянки,

А в подвалах и полуподвалах

Ребятишкам хотелось под танки.

Не досталось им даже по пуле,

В ремеслухе живи да тужи,

Ни дерзнуть, ни рискнуть, но рискнули

Из напильников делать ножи.

Они воткнутся в легкие

От никотина черные

По рукоятки легкие,

Трехцветные, наборные.

Вели дела обменные

Сопливые острожники -

На стройке немцы пленные

На хлеб меняли ножики.

Сперва играли в фантики,

В пристенок с крохоборами,

И вот ушли романтики

Из подворотен ворами.

Спекулянтка была номер перший,

Ни соседей, ни Бога не труся,

Жизнь закончила миллионершей

Пересветова тетя Маруся.

У Маруси за стенкой говели,

И она там втихую пила,

А упала она возле двери,

Некрасиво так, зло умерла.

Нажива как наркотика,

Не выдержала этого

Богатенькая тетенька

Маруся Пересветова,

Но было все обыденно:

Заглянет кто — расстроится.

Особенно обидела

Богатством метростроевца.

Он дом сломал, а нам сказал, —

У вас, говорит, носы не вытерты,

А я, за что я воевал?

И разные эпитеты.

Было время, и были подвалы,

Было дело, и цены снижали,

И текли куда надо каналы,

И в конце куда надо впадали.

Дети бывших старшин да майоров

До ледовых широт поднялись,

Потому что из тех коридоров

Вниз сподручней им было, чем ввысь.

На стене висели в рамках бородатые мужчины,

Все в очечках на цепочках, по-народному в пенсне.

Все они открыли что-то, все придумали вакцины,

Так что если я не умер, — это все по их вине.

Мне сказали — вы больны — и меня заколотило,

Но сердечное светило улыбнулось со стены.

Здесь не камера, палата, здесь не нары, а скамья,

Не подследственный, ребята, а исследуемый я.

И хотя я весь в недугах, мне не страшно почему-то,

Подмахну, давай, не глядя медицинский протокол.

Мне приятель Склифософский, основатель института,

Мне знаком товарищ Боткин, он желтуху изобрел.

В положении моем лишь чудак права качает,

Доктор, если осерчает, так упрячет в желтый дом.

Все зависит в доме оном от тебя от самого:

Хочешь — можешь стать Буденым, хочешь — лошадью его.

У меня мозги за разум не заходят, верьте слову,

Задаю вопрос с намеком, то есть, лезу на скандал,

— Если б Кащенко, к примеру, лег лечиться к Пирогову,

Пирогов бы без причины резать Кащенку не стал.

Доктор мой не лыком шит, он хитер и осторожен,

— Да, говорит, вы правы, но возможен