Новелла Матвеева - Песни русских бардов. Серия 4

Волшебную, невидимую нить,

Которую меж ними протянули.

Свежий ветер избранных пьянил,

С ног сбивал, из мертвых воскрешал,

Потому что если не любил, —

Значит и не жил и не дышал.

Но многих захлебнувшихся любовью

Не докричишься, сколько не зови.

Им счет ведут молва и пустословье,

Но этот счет замешан на крови.

А мы поставим свечи в изголовье

Погибших от невиданной любви.

Их голосам всегда сливаться в такт,

И душам их дано бродить в цветах,

И вечностью дышать в одно дыханье,

И встретиться со вздохом на устах

На хрупких переправах и мостах,

На узких перекрестках мирозданья.

Я поля влюбленным постелю,

Пусть поют во сне и наяву.

Я дышу и значит я люблю,

Я люблю и значит я живу.

В тиши перевала, где скалы ветрам не помеха, помеха,

На кручах таких, на какие никто не проник, никто не проник,

Жило-поживало веселое горное, горное эхо,

Оно отзывалось на крик, человеческий крик.

Когда одиночество комом подкатит под горло, под горло,

И сдавленный стон еле слышно в обрыв упадет, в обрыв упадет,

Крик этот о помощи эхо подхватит, подхватит проворно,

Усилит и бережно в руки своих донесет.

Должно быть, не люди, напившись дурмана и зелья, и зелья,

Чтоб не был услышан никем громкий топот и храп, топот и храп,

Пришли умертвить, обеззвучить живое, живое ущелье,

И эхо связали, и в рот ему сунули кляп.

Всю ночь продолжалась кровавая злая потеха, потеха,

И эхо достали, но звука никто не слыхал, никто не слыхал,

К утру расстреляли притихшее горное, горное эхо,

И брызнули слезы, как камни, из раненных скал.

И брызнули слезы, как камни, из раненных скал.

Всю войну под завязку я все к дому тянулся

И, хотя горячился, воевал делово,

Ну, а он торопился, как-то раз не пригнулся

И в войне взад-вперед обернулся за два года всего ничего.

Не слыхать его пульса с сорок третьей весны,

Ну, а я окунулся в довоенные сны

И гляжу я, дурея, но дышу тяжело,

Он был лучше добрее, добрее, добрее, добрее, ну, а мне повезло.

Я за пазухой не жил, не пил с Господом чая,

Я ни в тыл не стремился, ни судьбе под подол,

Но мне женщины молча намекали, встречая, —

Если б ты там навеки остался, может, мой бы обратно пришел.

Для меня не загадка их печальный вопрос,

Мне ведь тоже не сладко, что у них не сбылось,

Мне ответ подвернулся, — Извините, что цел.

Я случайно вернулся, вернулся, вернулся, ну, а ваш не сумел.

Он кричал напоследок, в самолете сгорая, —

Ты живи, ты дотянешь, — доносилось сквозь гул.

Мы летали под Богом, возле самого рая,

Он поднялся чуть выше и сел там, ну, а я до земли дотянул.

Встретил летчика сухо райский аэродром,

Он садился на брюхо, но не ползал на нем,

Он уснул не проснулся, он запел не допел…

Так что я вот вернулся, глядите, вернулся, ну, а он не сумел.

Я кругом и навечно виноват перед теми,

С кем сегодня встречаться я почел бы за честь.

Но хотя мы живыми до конца долетели,

Жжет нас память и мучает совесть, у кого, у кого она есть.

Кто-то скупо и четко отсчитал нам часы

Нашей жизни, короткой, как бетон полосы.

И на ней кто разбился, кто взлетел навсегда…

Ну, а я приземлился, а я приземлился, вот какая беда.

Вот какая беда.

Час зачатья я помню неточно,

Значит память моя однобока,

Но зачат я был ночью, порочно,

И явился на свет не до срока.

Я рождался не в муках, не в злобе —

Девять месяцев, это не лет —

Первый срок отбывал я в утробе,

Ничего там хорошего нет.

Спасибо вам, святители,

Что плюнули да дунули,

Что вдруг мои родители

Зачать меня задумали

В те времена укромные,

Теперь почти былинные,

Когда срока огромные

Брели в этапы длинные.

Их брали в ночь зачатия,

А многих даже ранее, —

А вот живет же братия,

Моя честна компания.

Ходу, думушки светлые, ходу,

Слово, строченьки милые, слово.

Первый раз получил я свободу

По указу от тридцать восьмого.

Знать бы мне, кто так долго мурыжил,

Отыгрался бы на подлеце.

Но родился, и жил я, и выжил —

Дом на Первой Мещанской в конце.

Там за стеной за стеночкою,

За перегородочкой

Соседушка с соседочкою

Баловались водочкой,

Все жили вровень, скромно так,

Система коридорная,

На тридцать восемь комнаток