Квинт Гораций Флакк: О счастье, я к тебе взываю!

5 Обряд плачевный погребенья
Ты можешь в радость претворить
И смертного во тьме презренья
Возможешь славой озарить.

Тебя, владеющу морями,
10 Пловцы с усердием зовут;
Сел тихих жители мольбами
Среди лесов и хижин чтут.

Бродящий скиф и дак убогий,
Латинов храбрых гордый род,
15 Твоей трепещут власти строгой
Вельможи, грады и народ.

Тебя властители Вселенной
Страшатся средь богатств своих;
Каменья, пурпур златошвенный
20 Не могут успокоить их.

Боятся, чтоб рукой незримой
Ты их не опровергла, власть,
И чтоб народ неукротимый
Не и збрал бы другую часть,

25 Чтоб граждан мирных не восставил
Он противу самих царей,
Чтоб иго рабства не оставил
И тьмой не возгремел мечей.

Предходит бедность пред тобою,
30 И все признáки тяжких бед
Своей железною рукою
Необходимость с ней несет.

Тебе последует надежда
И вера по твоим стопам;
35 Богинь сих белая одежда
Мечтается нередко нам.

Сама нередко добродетель
Соединяется с тобой;
Убогий, воин, царь, владетель –
40 Все чтут закон, богиня, твой.

Когда ж ты черные одежды
Возложишь в гневе на себя –
Тех оросишь слезами вежды,
Что уповают на тебя.

45 Могучею своей рукою
Затмишь сияющи венцы;
Тогда, плененные тобою,
От них сокроются льстецы.

Сокроются друзья неверны,
50 Когда возьмешь ты оборот,
И в страхе лютом легковерный
Оставит их тогда народ.

О счастье, я к тебе взываю!
Блюди дни Августа и трон.
55 Тебе монарха поручаю;
Далекий путь предпринял он –

Проти́в британцев страшных ныне
На край Вселенной он идет;
Храни ты в счáстливой судьбине
60 Всех, кто оружье с ним несет.

На брег идущих Черна моря,
Во шлемах блещущих своих,
Храни от бед и люта горя
Преславных воинов младых.

65 Увы, сколь мы должны стыдиться
Грехов, раздоров, наших ран!
Еще везде по стогнам зрится
Кровь наших братий, сограждáн.

На все преступники дерзали
70 Среди ужасных оных дней;
К богам почтенье отвергали,
Забвен был стыд и страх властей.

Который жертвенник остался
Рукою нашей пощажен?
75 Где дом, который бы считался
В раздор вражды не погружен?

Богиня, днесь внемли моленье,
Свой кроткий взор на нас простри;
Мечи арабов на пронзенье
80 И массагетов изостри.

И ладаном мы, и струнами
Почтим охранявших Нумиду богов.
И кровью, пролитой тельцами,
Что прибыл с гесперских он цел берегов.

5 Лобзанья кругом расточая
Любезным друзьям, к одному всех тесней
Он Ламию льнет, вспоминая
Про общего дядьку ребяческих дней,

Про тоги, прельщавшие взоры.
10 Пусть белая день нам отметит черта,
Пусть меры не знают амфоры,
Ни устали в пляске салийской пята!

Чтоб Басе с Дамалидой равнялся!
Глотком по-фракийски из чаши он пей,
15 Чтоб розами пир украшался,
И свежей пеструшкой, и цветом лилей!

Все клонят и взоры, и речи
К одной Дамалиде; но дева рукой
Любовника нового плечи
20 Тесней обвивает, чем плющ молодой.

Теперь давайте пить и вольною ногою
О землю ударять; теперь, о други, нам
Пора салийских яств украсить чередою
Подстилки божествам.

5 Дотоле было грех из отчего подвала
Старинный цекуб брать, преступно было пить,
Пока царица нас поработить мечтала
А Капитолий срыть.

С толпой своих мущин болезненной и гадкой
10 Мечтала так она о том, что выше сил,
Вполне упоена улыбкой счастья сладкой…
Но гордость усмирил

Едва один корабль, бежавший истребленья, –
А дух спасавшейся к родимым берегам
15 Ей Цезарь протрезвил от чада опьяненья,
На веслах, по волнам,

Погнавшись ей вослед (так гонит ястреб горный
Пугливых голубей иль зайца так точь-в-точь
В лесах Гемонии следит ловец проворный),
20 Чтоб рока злую дочь

Цепями оковать; но, смерти благородной
Взалкавши, мужества неженского полна,
Меча не устрашась, на дальний брег свободный
Не бросилась она.

25 Нет, с радостным челом она взирает смело
На грустный свой чертог и, храбрая стократ,
Ласкает лютых змий, чтоб царственное тело
Всосало черный яд.