Array Антология - Поэзия Каталонии

Не живите с вашим мужем,
милая Жанна!

Не живите с вашим мужем —
староват он и недужен,
милая Жанна!

Не живите больше с мужем —
он осла дурного хуже,
милая Жанна!

Не живите с глупым мужем —
он неверен вам к тому же,
милая Жанна!

Не ложитесь больше с мужем —
он осла глупей и хуже,
милая Жанна!

Не ложитесь больше с мужем —
вам давно любовник нужен,
милая Жанна!

Не ложитесь больше с мужем —
ваш дружок ничуть не хуже,
милая Жанна!

Не нужно думать, что палач и шут
подобны и почти одно и то же!
Шуты нам всех милее и дороже —
кто скажет «нет», те попросту солгут.
Палач – дурной, его душонка злая,
а шут – святой, и он достоин рая.

Святой Генис по ремеслу был шут.
Имел он друга, чуть себя моложе.
И шут, и друг его, наверно, тоже
теперь в раю, где ангелы поют.
Шут всё отдаст – судьба его такая.
Палач зубаст – сожрет, не размышляя.

В Аррасе был подвижник – тоже шут,
известный нам – через него Ты тоже
чудес явил весьма немало, Боже!
Зато палач жестокосерден, лют,
милей всего злодею кровь людская,
он хоть кого убьет, не разбирая.

Ведь Фивы спас от Александра шут —
а Александр иных царей был строже!
И если б не забавник-шут, то кто же
избавить мог бы покоренный люд?
О том молва гласит, не уставая;
она права, злодея порицая.

Преславный Даурель был тоже шут.
Он отдал сына на мученья, Боже!
Таких героев забывать негоже —
я перечислить многих мог бы тут.
Шут веселит, народу помогая,
палач казнит, злодейство совершая.

Корысти нет во мне – ведь я не шут,
и у меня с шутом ничто не схоже.
Их ремесло я уважаю всё же —
и рыцари, и короли их чтут.
Скажу, как есть, хваленье завершая:
шутам и честь, и слава вековая!

Между Леридой моей
и Бельвисом тёк ручей,
повстречал я там пастушку,
пастушок разлёгся с ней
на лужайке меж лилей,
целовал дружок подружку;
и, любуясь на простушку,
я подумал про девчушку,
что в Кастилии, ей-ей,
не найти цветка милей,
как подстроить ей ловушку?

На овцу я бросил взгляд —
вижу, что её солдат
потихоньку умыкает;
я вскричал: – «Будь трижды клят!» —
Устыдился дерзкий хват
и с позором отступает,
в перебранку не вступает;
я же, как душа желает,
увожу овечку в сад
и тотчас бегу назад,
где пастушка отдыхает.

Воротясь, я в сей же миг
слышу безутешный крик:
– «Что за горе мне, злосчастной!
Ах, как мой урон велик!
Злой удел меня постиг!
Радость неги сладострастной
обернулась в час ненастный
этой горестью ужасной!
Не встречали ль меж гвоздик
вы овечку, где родник,
Сервери, сеньор мой ясный?»

– «Дева милая, она
будет вам возвращена,
ну, а какова награда?»
– «За овечку я сполна
вам, сеньор, воздать должна,
вашей милой стать я рада,
коль нужда, смириться надо».
Привели овцу из сада,
а пастушка: – «Я вольна,
мне не по сердцу цена,
не про вас, сеньор, услада».

– «Стыд вам, дева, и позор
нарушать наш уговор».
– «Каюсь, я хитрила с вами,
так уж водится, сеньор,
вы, скажу я вам в укор,
сотню раз солгали сами;
я смеюсь над хитрецами!
Кто не счёлся в срок долгами,
тот не больно-то хитёр.
Мы умеем дать отпор,
нас не проведёшь словами».

– «Дева, не делю я пламя
со строптивыми сердцами
и не лягу рядом с той,
что не хочет лечь со мной.
Но должок ещё за вами!»

– «Вы играете правами,
лишь бы взять любой ценой,
теша умысел дурной.
Пусть рассудит казус мой
Пейре, наш инфант благой».

– «Я же доверяюсь даме,
Сверхдостойной и святой,
веря истине простой:
без любви с её дарами
нет услады никакой».

Пусть ветер лют, и ливни льют,
мужчины сквозь дождь и ветер пройдут,
мужчины сквозь дождь и ветер пройдут.