Инта Кампара
1
Что они делают, когда окончен концерт? – Прощаясь у выхода,
галантно шляпами машут, прежде, чем разойтись, и музыка –
звучит ли она в их шагах или плещется в светлых платьях
и тех скупых фонарях, что затеплил вечер? И тенор –
хлопнет кружку в кругу друзей или стопарь в одиночестве,
в барчике, исполненном тишины, где печальная муха
бродит по стойке, и баритон – сев в свою ласточку,
помчит домой, обнимет жену, поглядит в телевизор, примет
таблетку и ляжет спать, перед сном
недвижно уставившись в потолок, и никто
никогда не узнает, что он там видит, или же
все они долгой цепочкой по крышам, мостам
и башням города – петь a capella со звездами.
2
Некая рижская радиостанция выслала в ночь
погулять саксофон – он сон мой надрезал и,
вылизав рану горячим голубым языком,
смеялся – попробуй сама, как ходят безногие,
я мир из фу-фу строю снова, всё из голубого,
ты мне будешь должна! С полпути, на пороге,
он сгреб меня, мокрой заплаканной курицей
бросив в окно – ты там глянь, не пора ли
пробовать воздух, что в чреве моем
стал стоном, смехом, всхлипом и крыльями?
3
Не слышала ничего, что щемило бы круче
одинокого насвистывания в ночной тиши –
словно зов, не верящий в отзыв, как простая
такая весть – эй, слышишь, я здесь,
я тот, кто свистит, сам-с-усам, у меня есть
свирелька, свистулька, меня не увидишь,
не потрогаешь, не пожалеешь, я сам, ничего
мне ни дашь, ни возьмешь, вот сердце только
попридержи, я ножонкой сучу, по камушкам-
мушкам стучу, на макушке шапчонка, ау,
зову – не отзывайтесь, в осторожных кустах
придорожных возня – такова моя песенка,
есть я – нет меня, ух ты, сам себе сирота
я и матушка, вот не грусти только, я
крестный отец слепому туману, лодкам
в черных бухтах и каждому слову,
что пишешь на белых своих листах.
Майра Асаре
Добрый вечер, месье Гоген
Поль Гоген. «Здравствуйте, месье Гоген» (1889)
Я выбираю любые способы жить, умирая.
Я родилась, открыла рот и, гляньте-ка, посмела
(сказать слова, которые
другие выписывают до седины, но я-то) – глупо смею
уходить, приходя, здороваться, прощаясь.
Добрый вечер, месье Гоген, не прикасайтесь ко мне.
Не прикасайтесь ко мне, моя плоть разделена
на завтраки и обеды, ее развозят самолеты и корабли.
Сижу, смотрю, что делают другие, и щелкаю заколкой для волос.
Когда б так было вечно, я б испугалась – зреют яблоки в саду, и хоть не Янка пьет молоко (как в том стишке у Иманта), но мысли брызжут, беспечно озаряя звездам путь – что, не успею? Зрелость не придет? Не встанет у ворот? А станет молчать, звонить. лишь взгляд поверх столов, по вьюгой натянутой струне, заснеженной (не заблудиться бы) дорогой
придет, но в двери – нет?
Нечестно так сидеть возле тебя
заколкой щелкать и не знать
мы еще с этой или с той (из двух сторон),
задернуты экраном ночи. Лампа дневного света уплощает тени.
Добрый вечер, месье Гоген. Вам почта. На открытке медная лиса под сенью леса.
Ингмара Балоде
«меня разбудила соседка, просит пятерку на молоко, гляжу ей…»
меня разбудила соседка, просит пятерку на молоко, гляжу ей
в глаза, не даю, а после не могу заснуть, даже накрывшись с
головой одеялом, слушаю детский плач за стеной, на четвертом
этаже кто-то долбит по клавишам, по одним белым
ты говоришь, я твое piano forte,
всегда мажорное,
задерживаю дыхание,
меня постоянно выдают сжатые кулаки
Луизе Лисмане
I
Можешь не прятаться за кофейной чашкой.
Утреннее солнце салит точно.
Горячий душ, гренки, обезжиренный йогурт,
Отличная музыка на твоем компакте – вряд ли
Это поможет.
Ты растворишься в тысяче солнечных зайчиков.
II
Я наблюдаю за контуром облака над лесом предместья.
Небеса свободны, просты.
Спокойное воскресное утро, морозец, снежок; погода
благоприятствует полетам.
Серебро и капелька золота. Равновесие циана и мадженты –
плюс капелька yellow.
Черного как пить дать нету. Нету? Пара ворон
промелькнет– пожалуйте, черный.
III
Взмах серых рассветных крыльев.
Бабочки паутинно-нежны. Прикосновенье случайно.
Эта ночь сожжена без остатка. Поди нет?
Читать дальше