Александр Галин - Чешское фото

Зудин. Почему была?

Раздорский. А ты давно ее видел? Ее грудь?

Зудин. Я не видел ее с тех пор.

Раздорский. Ты — счастливый человек. Как же вы с ней живете? Столько лет вместе… на одной жилой площади.

Зудин. Она долго стояла в очереди на квартиру. И наконец, нам дали… Наверно, ей приятнее жить с таким соседом, как я. Конечно, одной ей было бы удобнее, но мне некуда деться. Она тебе сказала что-нибудь про меня? Про комнату говорила?

Раздорский. А когда она приводила мужиков, как она тебя представляла?

Зудин. Хватит вопросов.

Раздорский. Ну что ты мне плетешь про комнату — ты же ночуешь в театре! Где ты там спишь?

Зудин. В гардеробе есть кушетка…

Раздорский. Бутафор, видать, зачастил…

Молчание.

Лева Зудин… Что я тут в темноте надумал. Поедешь ты со мной в Москву. Хватит тут прикидываться нищим философом, Левка. Такого класса фотографов, как ты, в России сейчас нет!

Зудин. Спасибо, Паша. Мне ведь денег не надо. Зачем они мне?

Раздорский. Работать начнешь — понадобятся. Я сказал — на первых порах помогу. Дам ссуду — откроешь рекламное агентство… Да ты на одной рекламе за год, знаешь, какие деньги сделаешь! А ты спишь на кушетке! Собираешь деньги на камеру! Ты до чего себя довел! Ты как себя поставил! Да ты у меня будешь зарабатывать в Москве столько, что Кушакова не только свои локти искусает, она всем бутафорам на свете яйца оторвет. Через год-другой вернешь мне деньги. Купим тебе в Москве квартиру. Но зная тебя как идиота, хочу предупредить, что если появится в этой квартире вслед за Кушаковой хоть один бутафор, я аннулирую наш контракт и отправлю тебя сюда, вслед за Софьей — к тетке, в глушь, в Саратов. Что ты улыбаешься?

Молчание.

Зудин. С Софьей Фамусовой я впервые встретился тоже под Курском, в косиновской тюрьме…

Молчание.

Раздорский. У тебя и с ней было, с Фамусовой?

Зудин. С Софьей очень трудно было…

Раздорский. А с теткой? Что с теткой было, маньяк?

Зудин. Женщина-соловей попросила меня ее отпустить, сказала, что у них ребенок один дома, и если можно отпустить пораньше, отпустить мужчину-соловья. Я сказал ему — пусть он идет домой. Меня там приняли за твоего секретаря. Принесли на борт две огромные рыбы. Эротический ансамбль беседует с охраной. Какой-то генерал просил сообщить, что он обо всем договорился. Я должен был обязательно передать — главком в курсе. Тебя ждет директор детдома с рисунками детей. Главный врач с просьбой — помочь туберкулезных отселить в другой корпус. Какая-то Лиза, директор музея, потребовала передать тебе, чтобы ты вспомнил вечер в Политехническом институте и все, что было потом. Зовут ее Лиза. Сказала, чтобы ты не волновался — она хочет тебя как спонсора: у музея провалилась крыша. Так… Что еще? Тебя хотят видеть очень много людей, но охрана никого не пускает… Все там на палубе, ждут тебя. Меня они спросили — что делать? Но я не знаю ответа на вопрос — что делать?

Раздорский. Зато ты знаешь, кто виноват!

Зудин. Прости меня… ты не обижайся… прости. (Отходит) .

Раздорский (подошел к нему) . За что мне тебя прощать, Левка?! Ты меня прости…

Зудин. А мне за что? Мне не за что тебя прощать.

Раздорский. Не упирайся… Дай мне тебе помочь.

Зудин. В чем? Я переживаю сейчас счастливейшие дни моей биографии. Я всегда боялся что-то иметь в жизни, и вот, наконец, у меня уже почти ничего не осталось, а следовательно, мне больше нечего бояться. Мне нечего терять… Мне легко жить. Не волнуйся, Паша. А про брюки я говорил сдуру… Злость моя бушевала… Прости.

Раздорский. Приедешь в Москву — там другой воздух. Столько возможностей. Ты же снимал что-то все это время — давай выставку тебе сделаем.

Зудин. Пусть выставки делают другие. Мне нравится жить так, как я живу. Я не ожидал, что ты такой важный человек… Женщина-соловей сказала, что если надо, мужчина-соловей отсвистит за двоих.

Раздорский. Черт с ней! Что ты привязался ко мне с этими соловьями!

Зудин. Соловьям этим неловко… Ты уже вроде бы заплатил за двух соловьев…

Раздорский. Пусть вернут деньги, если им неловко. Что я могу сделать для них! Ты ее отпустил — свисти за нее!

Зудин. Я не умею.

Раздорский. Кто у кого ворует, Лева? Ты тут каждый мой съеденный кусок сопровождал проклятиями, утверждал, что я и мне подобные объедаем народ, а народ между тем деньги берет, а свистеть не хочет.