Жан-Клод Каррьер - Царь Птиц

РАБ. Увы! Увы!

ВТОРОЙ РАБ. Но перестань! Что с тобой?

РАБ. То, что я видел, никто не увидит, никогда и никто!

ВТОРОЙ РАБ. Что же ты видел? Хотя бы расскажи!

РАБ. Не могу. Я в смятении. То, что я видел, я видел в другом теле. Я ничего не слышал, и вместе с тем, я слышал всё. Я ничего не видел и, тем не менее, я всё видел.

ВТОРОЙ РАБ. Тебе снился сон!

РАБ. Не знаю, снился ли мне сон, не знаю, был ли я пьян.

Раб поднимается.

ВТОРОЙ РАБ. Куда ты идёшь?

РАБ. Я не знаю, куда я иду. Мне нужно пуститься в путь. Я должен идти. Он торопливо уходит.

Птицы безумно возбудились от этого рассказа. Они расхаживают туда и сюда, некоторые взлетают, как бы готовые уже пуститься в путь.

Тут вступает Попугай, который кричит:

ПОПУГАЙ. Минуточку! Минуточку!

УДОД. Что ты хочешь, Попугай?

ПОПУГАЙ. Злыдни заперли меня в железную клетку, такого милого попугайчика, каким я являюсь!

УДОД. Ну и что?

ПОПУГАЙ. Ну так вот, я тоже хотел бы подняться до крыла Симурга, но я не могу. Я в клетке.

Удод отворяет клетку.

Попугай выходит и обретает свободу. Он поёт некоторое время. Потом встречает Павлина, пугается и забивается обратно в клетку.

ПОПУГАЙ. Меня с самого утра кормят только сахаром. На мне, полюбуйтесь-ка, золотое ожерелье. Мне хватает и клетки. Я люблю клетку.

УДОД. У тебя нет никакого представления о счастье. Ты не миндаль, а только скорлупа от миндаля.

Павлин развернул колесом свой хвост. Удод его спрашивает, говоря:

УДОД. А ты?

ПАВЛИН. Что я?

УДОД. Ты хочешь отправиться в путь?

ПАВЛИН. Нет, не хочу. Я птица не такая же, как все остальные. Меня изгнали из моего царства, теперь, в изгнании, я дожидаюсь щедрого сердца, которое вернёт мне трон. Бог с ним, с Симургом. Взгляните на мои сто тысяч радужных цветов!

УДОД. Я вижу радугу и вижу к ним впридачу пару кривых ног.

Стыдясь своих ног, Павлин пытается их скрыть. Птицы смеются. Им на посмешище павлин, нахохлившись, выходит. Удод говорит ему, пока тот ещё здесь:

УДОД. В море царство твоё — капля. Зачем тебе капля, если можно стать морем?

Заметив Воробья, который пытается незаметно улететь, он останавливает его, говоря:

УДОД. Куда ты летишь, Воробей?

ВОРОБЕЙ. Я?

УДОД. Да, ты, который убегал с таким нетерпением!

ВОРОБЕЙ. О, я… я такой слабый. Я хрупкий, как волосок. У меня и муравьиной-то силы не будет. Мной овладевает желание увидеть Симурга, но в немощи моей, как же смогу я до него добраться? Я погибну в дороге.

Входит человек, который идёт медленно. Удод указывает на него.

УДОД. Помнишь этого человека?

ВОРОБЕЙ. Нет.

УДОД. Был такой святой, человек непорочный и удаляющийся от зла, который обладал как умением, так и мудростью. Это был человек несравненный, знамя мира. В день казни он произнёс только такие слова: «Я есмь истина». Тогда, в качестве наказания, ему отрубили руки и ноги. Кровь хлестала из его тела так, что он побледнел. Тогда человек, подняв глаза, потёрся об отрубленные руки свои, говоря: «Кровь оживляет лицо человека, воспользуюсь ей, чтобы лицо моё стало полным жизни. Я не хочу показаться бледным никому. Иначе подумают, что я испугался. Я хочу быть красным. Тогда палач повернётся ко мне и увидит, что перед ним мужественный человек. Мир — только труп небытия. Чего буду я бояться?»

Человек, молча, выходит. Птицы тоже хранят молчание. Удод вновь берёт слово и убеждает их, говоря:

УДОД. Ну же? Вы больше ничего не говорите? Вас так напугала эта смерть?

Птицы ничего не отвечают, опускают головы. Удод идёт от одного к другому.

УДОД. Эта птица любит только свою клетку. Другая не хочет расстаться со своим болотом, третья с горой. Ещё одна принимает себя за муравья. Ещё одна выдаёт себя за царя. Тысячи творений только тем и заняты, что усердно следуют за останками мира. Все говоря себе: зачем же оставлять покойное счастье, которым мы наслаждаемся? Что делать с сердцем?

Убеждённые Удодом птицы, вроде, готовы отправиться в путь. Но тут мы слышим песние Соловья.

Все останавливаются, и некоторое время слушают соловьиные трели. Все, кажется, поражены. Удод обращается к зрителям, говоря: