Грег Гамильтон - Снукер

Лукас. – В наши дни желающих сыграть киллера неизмеримо больше, чем претендентов на роль спасателя. Первое занятие быстротечно, теоретически безнаказанно и за это хорошо платят. Второе изнуряюще-продолжительно, сулит одни убытки и в финале вместо литавр вас ожидают ненависть массовки и самого спасенного.

Нина. – Я умею быть благодарной!

Лукас. – Это несложно, когда благодарность щедро раздается в виде авансов, а потом дело стопорится. Конечно, отношения Джефри и мисс Фейзероу можно было бы в известном смысле охарактеризовать как… близкие…

Нина. – Чем же она его так взяла?

Лукас. – Ничего от него не требовала, довольствовалась одной зарплатой, совершенно, кстати, заслуженной, играла с ним на бильярде, поддерживала разговор, выпивала по маленькой… В общем, внесла какой-то смысл в его жизнь, лишенную всякого смысла. Человека приканчивает пустота, а не наполненность. Именно поэтому сегодня, как об этом принято говорить у вас, цветоводов, он увядает.

Нина. – Какая, к черту, пустота, если мы были рядом!

Лукас. – Если бы тебя, разумеется, за большие деньги, попросили нарисовать картину, на которой было бы изображено счастье, как бы это выглядело бы?

Нина. – Я не умею рисовать.

Лукас. – Ну хотя бы опиши.

Нина. – Это же так просто!.. Лето, уютный уголок между Ниццей и Каннами, солнце давно уже оторвалось от воды, но оно еще не в зените, там, далеко, в море проходит яхта под парусами, а на берегу только двое – он и она…

Лукас. – Несчастье, кстати, выглядит точно так же. Все дело в тексте, которым обмениваются персонажи и в том, что они при этом чувствуют. Очень часто общество близких тебе людей не спасает от одиночества.

Нина. – Не философствуй, Лукас, тем более что тебя никто не призывает спасать человечество. В помощи нуждается один человек, и нашей мисс Фейзероу вполне по силам оказать ее. Она вернется, поведет с ним душевный разговор, пропустит по рюмке, сыграет в снукер – и наш Джеф возродится для добрых дел.

Лукас. – Для чего ж ему еще возрождаться… Не для жизни же… Ты настаиваешь, чтобы Лукреция вернулась. Пенелопа в категорической форме запретила ей делать это и даже пригрозила последствиями, кстати, достаточно аргументированными. Для того чтобы заслужить признательность вас обеих, мне необходимо совершить два взаимоисключающих действия: проникнуть в особняк Чемпионов, не выходя из собственного. Есть еще один момент. В предложении Пенелопы при желании можно усмотреть деловой аспект, и я над этим раздумываю, в то время как ты предлагаешь мне исключительно себя, а мне этого не хочется. Во всяком случае, не так, как раньше.

Нина. – А как же с добрыми делами, а, Лукас? Это зачтется…

Лукас. – Неужели больше некого было привлечь к распространению идей добра?.. Кстати, по поводу добрых дел… Когда я начал свой путь к вершинам, сотни людей желали мне провалиться на мест е, потому что мое обогащение их разоряло. Я и дальше намерен богатеть, и другого пути у меня нет. Я не пойду.

Нина. – В это трудно поверить, но выходит, что самая порядочная здесь – я.

Бильярдная в доме Чемпионов. На диване, накрытый пледом, возлежит Джефри. У изголовья возвышается капельница, что не оставляет сомнений по поводу его положения. По другую сторону бильярдного стола расположились Пенелопа, Доротии Нина Шенберг, одетые с продиктованным моментом скромностью. Обстановка торжественная и сумрачная.

Нина. – Что сказал врач?

Пенелопа. – Ничего утешительного. У больного отсутствует интерес к жизни. Он ничем не интересуется, не говорит, не встает, отказывается принимать пищу. Это как-то называется по-латыни, но я забыла. В подобных случаях медицина бессильна.

Нина. – Этот больной твой отец, Пенелопа. Надеюсь, это был хороший врач?

Пенелопа. – Мистер Розенталь? Его всегда приглашают в подобных случаях.

Дороти. – Мы хотели положить Джефри на бильярдный стол – ведь он так любит снукер – но он предпочел смотреть на него со стороны.

Нина. – Мне кажется, больному в таком состоянии необходима сиделка.

Пенелопа. – У него есть сиделка.

Нина. – Что-то я ее не вижу. Вышла в туалет?

Пенелопа. – Она постоянно находится при больном. Сиделка – я!