Грег Гамильтон - Бронзовый лес

Дороти. С вашей подписью эта мазня гроша ломаного не стоит. Авторство Ника Сальвадора рано или поздно сделает его работы бес-ценными!

Доктор. Удачное помещение капитала всегда маскировали рас-суждениями о высоком! Как в этом смысле, Дороти?

Дороти. У меня нет от вас секретов, друзья! Ни богатство, ни знатность не поднимут курса ваших акций после того, как вы отправитесь играть на небесной бирже. Оценим лишь поступок!.. И неважно, что вызвало его – врожденный идиотизм или всплеск разума. Знаете, что говорят о моем покойном муже – аристократе черт-те там в каком поколении, владельце огромного состояния, и прочее, и прочее, и прочее?.. «Это тот старый маразматик, который женился на молоденькой шлюшке из трущоб». Да, я из трущоб, и приключений в моей жизни было хоть отбавляй, – не знаю, почему их называют таким не возвышенным словом «шляться». Но когда придет мой черед прогуляться на небеса, последний циник, вроде вас, доктор, с почтением скажет: «Это та самая Дороти Чалмерс», которая была спутницей жизни великого Ника Сальвадора и вдохновительницей его лучших работ».

Доктор. Браво, Дороти! Вам надо забыть о сленге – он не ваша стихия. Вытрите глаза, Джеки. Ну, не вы вдохновляли Ника – что ж теперь с этим делать? Вы всего лишь писали за него!

Дороти. Последнее предложение, Джеки: сколько бы вы не запросили – я плачу вдвое!

Доктор. С картинами все, более-менее ясно. (Дороти) – А как же с Ником? Вы предпочитаете вдохновлять его на расстоянии?

На площадке второго этажа, незамеченный участниками дискуссии, появляется Ник.

Дороти. Возьму его с собой.

Джеки. Ник не уедет отсюда.

Дороти. В любой момент, когда я этого захочу! ( Замечает Ника) Привет, Ник! Давай, спускайся!.. У нас мало времени – мы едем в Вену!

Джеки. Не слушай эту богатую дуру, Ник!

Доктор. Неверно сформулировано, Джеки. Она очень богата!

Дороти. Положительно, док! ( Нику) Ты знаешь, я предлагаю только однажды, Ник. Но сейчас я готова нарушить свое правило. Ты едешь?

Джеки. Ты остаешься?

Ник начинает спускаться. Достигнув первого этажа, он делает один неуверенный шаг, затем второй и рушится на пол. Присутствующие бросаются к нему.

Джеки. Боже мой, что с ним?

Дороти. Помогите же ему, доктор! Скорее!..

Доктор щупает пульс упавшего, пытается услышать стук его сердца.

Доктор. Он в пути, мадам!

Скорбная тишина. Три коленопреклоненные фигуры у тела Ника.

Голос Джеки. Похороны очень сблизили нас с Дороти. Мы обе как-то сразу ощутили потребность друг в друге. Взаимная симпатия, родившаяся из взаимной ненависти, соединила нас, и вот уже три года мы неразлучны. Болтают о нас всякое, но мне все – равно, а Дороти тем более. Мы живем в Англии, много путешествуем, я занимаюсь живописью, и Дороти всячески поощряет это. Участие в нескольких выставках и прекрасные отзывы в прессе сразу же сделали нас с ней известными. Я говорю: «нас», потому что не представляю, как бы это могло произойти без нее.

Гостиницу купил доктор Блисс – не знаю, где он взял деньги, да и зачем мне знать? Бронзовый лес мы не стали перевозить в Шотландию – для нас обоих это было бы слишком тягостным воспоминанием, неуместным в нашей нынешней жизни. Гостиница процветает. Доктор сам проводит экскурсии по лесу. Огромное количество людей приезжают взглянуть на последнее творение великого Ника Сальвадора. Крокодилы, которые не кусаются, вызывают неизменный восторг.

Голос Ника. Доктор Блисс превосходно мне подыграл – вы не представляете, сколько пришлось ему за это заплатить. Гробовщик тоже оказался на высоте и тоже небескорыстно. Я не платил только за слезы участников похоронной процессии. Надеюсь, они были настоящими.

Нынче я не живу в каком-то определенном месте, предпочитая ездить по миру, нигде без особых причин не задерживаясь. Оставшись без опеки, я снова обрел интерес к живописи. Когда денежки подходят к концу, я причаливаю к какому-нибудь берегу, закрываюсь в четырех стенах и становлюсь к мольберту. Некоторое время спустя какой-нибудь «счастливчик» совершает сенсационную находку у себя на чердаке, и ведущие знаменитых аукционов, срывают голоса, называя сумму, предложенную за «неизвестную ранее картину Ника Сальвадора», которого теперь называют не иначе, как «великим», потому что он умер.