Евгений Шварц - Повесть о молодых супругах

Миша. И в самом деле – дайте мне бутылку, Никанор Никанорович.

Шурочка. Заговорил! Золото ты мое! Да как убедительно, как разумно! Неужели вы ему откажете? Я, когда он такой добрый да ласковый, согласна все для него сделать, как для мамы родной.

Леня. Что вы замолчали, Ольга Ивановна?

Ольга Ивановна. Огорчилась. Вспомнила то, что не следует. Неужели вы думаете, что они могут быть несчастны? Почему вы сказали: «Ни слова ему не скажу о его семейной жизни»? Вы заметили что-нибудь?

Леня. Нет, что вы!

Ольга Ивановна. А по-моему, они невеселые сегодня.

Леня. Вот тоже особенность семейной жизни. Тонкость ее. У Сережи был неприятный разговор на одном объекте. Он не в духе. И сразу же и Маруся потемнела.

Ольга Ивановна. Сочувствует.

Леня. Я тоже сочувствую, но не заражаюсь его душевным состоянием. А супруги легко заражаются душевным состоянием друг друга.

Ольга Ивановна. Ну, это уже философия.

Леня. Нет, физиология. Какие же они муж и жена, если не увлекают друг друга. Если уж мы говорим как взрослые. Не только обнимаются и целуются заразительно, но и радуются, и сердятся, и…

Ольга Ивановна. Ну вас!

Леня. Видите – разговаривать о них – и то мы не можем с полной ясностью, а вы хотите еще и направлять. Ведь они муж и жена! Напоминаю!

Ольга Ивановна. Ладно. Авось останутся еще и людьми.

Леня. Надеюсь, но… Маруся очень простая. Ее можно обидеть насмерть.

Ольга Ивановна. Леня!..

Никанор Никанорович. Готово.

Валя. Открыли?

Никанор Никанорович. Сломалась пробка.

Общий хохот.

Шурочка. Вечно это с шампанским. Надо письмо в газету написать.

Юрик. А ну, дайте мне бутылку.

Шурочка. Миша откроет. Миша мой.

Юрик. Я тут тоже вроде свой. Чего же Мише надрываться? (Берет бутылку, убегает. Маруся за ним.)

Шурочка (хохочет.) Свой! Сережа! Как вы терпите, я за такие слова голову бы оторвала!

Валя. Какие глупости! Ведь они вместе учились.

Ольга Ивановна. Леня, почему вы сказали, что Марусю можно обидеть насмерть?

Леня. С непривычки.

Ольга Ивановна. Не понимаю.

Леня. Я умею серьезно разговаривать о работе. А вы вдруг заговорили серьезно о семейной жизни. И мне с непривычки почудилось невесть что. Да тут я и выпил еще. Простые люди не гнутся, а разбиваются… Довольно. Несу невесть что. Никанор Никанорович, зачем шепчетесь вы с Шурочкой? Это нетипично.

Никанор Никанорович. Отстаньте! (Шурочке.) С чего вы это взяли?

Шурочка. А вот можете убить меня, и я слова не пикну, если я неправа.

Никанор Никанорович. Выдумали.

Шурочка. Кого угодно можно обмануть, но только не меня. Юрик не женат, не женат, не женат! Пусть он жену сюда не приводит. Это ничего не доказывает. Может, она такая, что Юрик ее стесняется. Мало ли на ком можно сгоряча жениться! Это бывает. Но он неухоженный. Какая бы плохая жена ни досталась на долю парню – все же зашила бы рукав на выходном костюме. По шву распорото. У меня – и то руки чесались зашить, да Маруся опередила.

Никанор Никанорович. А зачем ему лгать?

Шурочка. Нет, нет, у него все поведение холостяцкое. Говорит, что с женой живет дружно. Так хоть раз на часы взгляни, когда ты в гостях. По телефону позвони: «Нюра, я задержался». Нет, никогда. Недавно вышла у нас такая глупость, что и с умным случается, – заигрались мы в подкидного дурака до половины третьего ночи. Позвонил Юрик домой, что задерживается? Нет!

Никанор Никанорович. Зачем Юрику лгать, спрашиваю я вас?

Шурочка. Зачем?

Сонный детский голос. Мама!

Миша вскакивает.

Шурочка. Кажется, маму ребенок зовет, а не папу! Иду, Майечка, иду. (Убегает.)

Никанор Никанорович. Влетело, Миша?

Миша. Вы не думайте. Она не всегда. Иной раз сорвется, а бывает добрее доброго. Она веселая.

Никанор Никанорович. Огонь женщина. А как экзамены, Миша?

Миша. Ох, Никанор Никанорович, глупею. Когда надо отвечать – глупею. Молчаливость окаянная одолевает. Язык отнимается. Это я сейчас разговорился, коньяку выпил, а на экзамены выпивши не пойдешь. Но в общем начинают привыкать ко мне, ждут, когда я разговорюсь. Но это в сторону. Вы Шурочку не знаете. И никто ее не жалеет так, как я. Сейчас она умнее любого, не успеешь оглянуться – и хуже ребенка балованного. Но это в сторону. Об этом молчок.