Евгений Шварц - Повесть о молодых супругах

Маруся. О чем?

Сережа. О том, что… старше.

Маруся. Я не понимаю. Я сказала… Я ничего не понимаю. Ну посмотри на меня, Юрик…

Сережа. Дай мне отдохнуть от Юрика!

Маруся. Я… (Всплескивает радостно руками.) Сережа, маленький мой, – ты ревнуешь? Мальчик мой! Значит, не я одна поглупела, – и ты у меня дурачок? Вот славно-то! Сережа!

Сережа. Я…

Маруся. Не спорь, не спорь.

Сережа. Я… Мне показалось, что я тебе не нужен.

Маруся. Ты? Мне даже стыдно – вот до чего ты мне нужен. Мне даже страшно вот как ты мне нужен. Я какая-то стала доисторическая. Дикая. Вот как ты мне нужен.

Сережа. Ладно. Я бы никогда не сказал. Это коньяк.

Маруся. Ну, спасибо коньяку.

Сережа (закуривает) . Забудь. Больше никогда ни слова. Мне показалось глупым, что он от тебя не отходит.

Маруся. А как же он иначе может? (Садится возле Сережи. Гладит его по голове.) Сколько я себя помню – он всегда возле. Я маленькая была, но помню, как мы вдруг очутились так далеко – в Кировской области, в лесах… Все чужое. Все непонятное. Вечера бесконечные, света нет. Сидим, поем в интернате. Ольга Ивановна поет, а у самой голос все хрипнет. А кончилось тем, что хор у нас образовался. И стали мы ездить по району – участвовать в концертах. Прославились. А один раз чуть не погибли: попали в буран по дороге на концерт. Меня с собой всегда брали. Я объявляла номера. Ольга Ивановна была против, но я не испортилась от своей сценической деятельности. Все смеются, что такая маленькая на сцене. Ты спишь?

Сережа. Нет, я стараюсь представить себе, как все это было. А я в это время дрался.

Маруся. А ты дрался. И вот все кончилось хорошо. А Юрик – как же он может не ходить за мной следом? Так было испокон веков.

Сережа. Ты видела его жену?

Маруся. Нет. Увижу когда-нибудь. Неважно. Ну и все. Какая тяжесть с души свалилась! Я думала – какую это я глупость сделала, рассердила тебя? А оказывается, это ты дурачок.

Сережа. Да вот представь себе. Я не знал. (Обнимает Марусю.) Никому тебя не отдам – вот я какой, оказывается.

Маруся. Ну ничего. Как-нибудь.

Сережа. Опасное место – дом. Привыкаешь тут снимать пиджак. Расстегивать воротник. Ну, словом – давать себе волю.

Маруся. Ничего.

Сережа. Все равно – никому я тебя не отдам.

Маруся. И не отдавай. И пожалуйста. И спасибо. Я так этому рада!

Все исчезает во тьме, кроме кукол. Они поют.

Медвежонок. В доме…

Кукла. Восемь…

Медвежонок. На…

Кукла. Сенной…

Кукла и медвежонок (хором)

Кукла. Чудо!

Медвежонок

Календарь показывает 19 октября. Когда он исчезает, мы видим все ту же комнату. Ясный осенний день.

Валя Волобуевазаклеивает длинными полосами бумаги рамы. Марусямоет второе окно, перегнувшись во двор. Шурочкакрепко держит ее за юбку. Поет задумчиво.

Шурочка (поет)

Маруся, не перегибайся так, у меня голова кружится. Говорят тебе – пусти, я лучше сделаю, и в один миг. А? Вот упрямая! (Поет.)

Что? Денатурат? Валя, у тебя денатурат? На, Маруся. Осторожней. Если поскользнешься да упадешь – я тебя своими руками задушу.

Валя, у тебя никого нет?

Валя. В каком смысле?

Шурочка. Известно в каком.

Валя. Нету.

Шурочка. Удивляюсь. Здоровая. Обаятельная. Свободная. Эх ты! (Поет.)

Ох, Валя, Валя! Я люблю мужа. Уж куда больше любить! Но душа просит… сама не знаю чего. Хоть погоревать во всю силу. И тут своя красота есть. Мы с Мишей, конечно, ссоримся, без этого нельзя. Но как-то по-домашнему. Эх! Люблю тоску! (Поет.)