Кислюк, насупившись, подходит к горбуну.
Горбун (стонет, пока Кислюк снимает с него брюки) . На полу, в кабинете! С голой задницей под символом свободной Франции — Лотарингским Крестом! А ведь я правительственный комиссар!
Антуан (натирая ему ягодицу ваткой со спиртом, ласково) . Ба! Иной раз случается, что одна задница другой стоит! Давайте-ка, расслабьтесь! Отпустите мышцы ягодиц! (Колет.) Ну вот и все дела! Было не больно?
Горбун.Нет. Я вас ненавижу.
Антуан (прикрывая его) . Да. Только особенно не шевелитесь. Главное, что я не сделал вам больно. Вы первая левая задница, которую я колю.
Горбун.Вы мне всегда доставляли боль… Я страдаю с самого детства. Мои страдания никогда не прекращались. Я из бедных…
Антуан.У всех детство сложное. Дети богатых, большей частью, оставлены родителями. И дорого платят за привилегию иметь гувернантку. Я через это прошёл.
Горбун. У меня был горб, а моя мать прислуживала в имении… Я жил ненавистью и презрением до тех, пока ни стал достаточно умным, чтобы возвыситься над другими, черпая из моего духовного источника. (Кричит.) Я очень умён! Я бы мог стать театральным критиком, если бы судьба распорядилась иначе, и я жил бы в Париже!
Антуан (ласково) . Да. Вы мне уже об этом сказали. Не возбуждайтесь напрасно. Ничего не потеряно. Это попроще всегда открыто любому. Инъекция начинает действовать. Ваш пульс улучшается и, если вам повезёт, то вы, быть может, заснёте.
Горбун (обеспокоенный) . А вы не воспользуетесь этим, чтобы выскочить из окна?
Антуан.Тут вооружённый секретарь. А во дворе караульные. Так что давайте, ложитесь!
Горбун (в полусне) . Да. Вооружённый секретарь, а во дворе караульные… Мы скоро возобновим допрос… Нужно быть безжалостным… Нужно чистить. Это наш долг. Я мужественно отринул всякое искушение быть человечным… Но, к сожалению, у меня есть сердце, которое меня всегда предаёт…
Антуан (улыбаясь) . Этот орган склонен над нами подшучивает. Я кое-что знаю об этом…
Пауза. Горбун засыпает. Антуан, убрав руку с его пульса, потихонечку кладёт её горбуну на грудь и встаёт .
Антуан.Руку на сердце. Это социалист — он так привык. (Улыбаясь, поворачивается к Кислюк у.) Пути провидения неисповедимы. Горбун заснул, и так как теперь очень жарко, время обеденное, караульных и духу во дворе не слыхать, все внутри дрыхнут. Так что я из окна выскочу.
Кислюк. Нет.
Антуан.Кислюк, сегодня я приговорён к смерти.
Кислюк (кладя руку на автомат) . Попытка к бегству. Сделаешь шаг, я тебя замочу.
Антуан.Бестолочь ты!
Кислюк (после паузы) . Жалеешь меня, да? Ты жалеешь меня с самого детства? Вот почему ты держал меня при себе?
Антуан.Да.
Кислюк.Мерзавец! Даже когда я тебя накалывал, когда я плевал на тебя?
Антуан.Да, ты разве не заметил, что я — спрятавшийся за нахальством калека? Убогие мешают мне спать.
Кислюк (потея от ненависти, шепчет) . «Так дайте же ему воды, сказал отец мой!»
Антуан.Да. Вы выучили это в школе, когда нам было по двенадцать лет, и оба были неправы, когда смеялись… славный отец Гюго! Не всегда очень умный, но щедрый что бы там ни было. Он сделал своё дело. А теперь, Кислюк, я прыгаю! (Берёт цветок из вазочки на столе горбуна, вставляет его себе в петлицу.) В цилиндре и фраке я легко впишусь в первую же свадебную процессию, обе стороны примут меня за незнакомого кузена… и сегодня же вечером я покину эти нездоровые земли.
Кислюк (смотрит на него холодным глазом) . Строй из себя посмешище, как обычно. Я из услужливости претворялся, что смеюсь, так как ты платил за пиво, но смешно мне никогда не было. И на этот раз ты не отделаешься, изображая шута. Сделаешь шаг, я стреляю. Я — патриот!
Антуан (игриво) . Не пятнай себя, ты и так чумазый!
Кислюк (кричит, искривлённый ненавистью) . Если хочешь знать, когда мне было шестнадцать лет, я переспал с твоей матерью! Она, разумеется, ложилась со всеми подряд и утром выгнала меня вон именно как чумазого… но у меня и это тоже на роже отобразилось, и я хотел это с тобой в последний момент разделить!
Антуан (бледный, идёт к нему, подняв кулак, но удовлетворяется только шёпотом) . Выродок несчастный! Некогда таких, как ты называли сволочью!
Читать дальше