СЕРЕБРЯКОВ. Как говорить, когда ты дерёшься?
СЕРЕБРЯКОВА. Хорошо, успокоилась. Говори.
СЕРЕБРЯКОВ. Говорю, что ты стала толстеть.
СЕРЕБРЯКОВА. Все женщины толстеют. У нас природа такая.
СЕРЕБРЯКОВ. Не все. Многие остаются прежними даже после родов. А ведь ты даже не рожала и уже растолстела.
СЕРЕБРЯКОВА. Понятно. Тебе это не нравится.
СЕРЕБРЯКОВ. Дело не в этом. Ты мне нравишься, даже будучи пампушкой. Но ты потолстела на двадцать кг.
СЕРЕБРЯКОВА. На восемнадцать.
СЕРЕБРЯКОВ. Хорошо, на восемнадцать. Стала мало двигаться, сидела за компьютером. А болезни? Ты ведь стала то и дело по врачам ходить. Это из-за малоподвижного образа жизни, из-за злоупотребления едой. А ведь ты была такая умница. Нет, ты и сейчас известный человек в шахматном мире.
СЕРЕБРЯКОВА. Не знала.
СЕРЕБРЯКОВ. Потому что забросила шахматы, так ведь, Алексей Борисович?
БЕЛЯЕВ. Пожалуй, так. Но я скажу больше, Елена Аркадьевна. Вы… впрочем, не пора ли объяснить, как она оказалась в подвале.
СЕРЕБРЯКОВА. Да, как? Объясните, пожалуйста.
БЕЛЯЕВ. Как-то мы встретились с вами и вашим мужем на вечеринке. Вы меня не запомнили, там было много народу. А я про вас многое узнал.
СЕРЕБРЯКОВА. Интересно, что же?
БЕЛЯЕВ. Самое главное: я за вами следил, когда вы ещё были молодой девушкой. Вы же с детства отличались способностью к игре в шахматы, были неоднократно победителем на чемпионатах среди юниоров.
СЕРЕБРЯКОВА. Да, было такое.
БЕЛЯЕВ. Я показывал ваши шахматные партии большим шахматистам, и все в один голос говорили, что вас отличает не просто талант, а… ну, не хочу произносить этого слова, но вы могли бы быть на уровне гениальности. Ваши ходы были совершенно оригинальны, непредсказуемы, я бы даже сказал парадоксальны. И вдруг – вы забросили шахматы. Очень напоминает ребёнка-вундеркинда, который вырастая, вдруг перестает им быть, и порою становится самым обычным человеком. Но вы – необычный. Вы иногда в журналах решали шахматные задачи, и благодаря вашему супругу, который мне их показывал, я эти ваши решения изучал. Решали вы эти задачи шутя. Вот что меня поразило, и я понял, что вас надо вытаскивать из вашего болота. А тут вы ещё и растолстели…
Серебрякова замахивается на него апельсином.
Извините, поправились. И мы с вашим мужем подумали, чем помочь вам и нам. Вам – похудеть, перестать болеть, а нам… Вы понимаете. Видите, как влюблённо смотрит на вас муж. Что говорить про мужа: я в вас за это время, что держал в подвале, я в вас влюбился. А интеллект. Как быстро вы восстановили способности к игре. Мы чуть ли не по семь часов играли каждый день.
СЕРЕБРЯКОВА. Неужели? А я как-то…
БЕЛЯЕВ. Ну, вы же о другом думали, о свободе. А я о наших тренировках.
СЕРЕБРЯКОВА. А голодом зачем меня морили?
БЕЛЯЕВ. Ну, овсянка, кефир – это супердиета. Посмотрите, как вы сбросили вес. По-другому вас бы не заставили.
СЕРЕБРЯКОВ. Нет, по-другому бы не получилось. Сколько я тебя уговаривал в бассейн, на тренажёры, пешие прогулки за город, как раньше. Ты только ела и сидела за этим проклятым компьютером. И у телевизора.
БЕЛЯЕВ. Да, это был грех ваш: зарывать потрясающий талант в землю. Муж ваш и я – мы придумали такой план. И думаем, он нам удался. Если, конечно, вы не будете на нас долго злиться.
СЕРЕБРЯКОВА. Буду.
БЕЛЯЕВ. Ладно, злитесь. Но посмотрите ещё раз на себя в зеркало, Елена Аркадьевна. Вы помолодели лет на двадцать, к вам вернулась ваша красота, вы в этом платье, как двадцатилетняя девушка. С вами опасно в ресторан идти. Вы будете нарасхват.
СЕРЕБРЯКОВА. Пойте, пойте. Что, правда, вам нравилось со мной играть?
БЕЛЯЕВ. Да не то слово – нравилось. Я не мог дождаться того часа, когда мы с вами расставляли фигуры. Но главное, что я выдвинул вашу кандидатуру на женский чемпионат по шахматам в Монако. Её сейчас рассматривает шахматная комиссия. Он будет через пару месяцев. Вы согласны? Да или нет? Надеюсь, вы меня не огорчите? Ведь да?
СЕРЕБРЯКОВА. Давайте я дам вам ответ после того, как сытно поужинаю в ресторане.
СЕРЕБРЯКОВ. Дорогая, только не начинай толстеть. А то нам придётся придумывать с Алексеем Борисовичем новое похищение.
Горячий, горячий, слишком горячий
Действующие лица:
Ершов Александр
Ершова Людмила, жена Ершова Александра
Фёдор Милашкин, друг Ершова и его напарник по работе
Цыганка
Сцена первая:
Квартира Ершовых. В центре комнаты висит боксёрская груша, которую молотит Ершов. Ершова, молодая симпатичная женщина укладывает вещи в сумку. Входит Фёдор Милашкин.
Читать дальше