Сергей Струков - Жив Бог! Пьесы

Татьяна: Неужели ты любишь меня?

Пересветов: Я боюсь… так говорить.

Татьяна: Трусишка…

/Поцелуй. Немцов…/

…а ещё годок. Превратил в рабыню, а сам боится… Робеет барином стать, а крепостной сделал. Подчиняешь, а командиром ни в какую… Отец за пистолет хватается. Волком смотрит, даже ругается, а я все равно на свидания к тебе бегаю. О, Бетховен! Как хорошо жилось прежде. Покой и воля! Но, заболела этим моряком и теперь нет ни покоя, ни воли… Вчера играла на пианино для гостей, а в уме ты… Пальцы бегут по клавишам: черные, белые, черные, белые… Твою тельняшку вспомнила. Две полоски – черная и белая. У меня черная – у тебя белая…

Пересветов: У меня черная… всю жизнь. Никогда не видел белого. Все мои двадцать веков – одна сплошная драка.

/Татьяна прижимается к груди Пересветова./

Татьяна: /вполголоса/ Что еще девушке надо? Вот так, спрятаться за сильного, крепкого мужа, и вся мечта. /Вслух/ Это правда – сентиментальности тебе не хватает…

Пересветов: Зато я сильный. Гляди какой!

/Пересветов подхватывает на руки Татьяну и, по трапу, вносит ее на корабль. Татьяна смеется./

Орешек: Посторонним – то не можно на борт.

/Пересветов бьёт Орешка по лицу./

Пересветов: Оборзел, карась? Дочь командира не узнаешь?!

Татьяна: /Немцову/ Привет, отшельник!

Немцов: У ваших ног…

/Уходят в надстройки эсминца. Раздается быстрая дробь коротких звонков. Голос Галуна в радиотрансляции по верхней палубе: «Аварийная тревога! Команде занять боевые посты! Осмотреться в отсеках!» Немцов убегает. Стремительно появляется Пашин. Взбегает по трапу на борт./

Пашин: Орешек, кто виноват?!

/Не дожидаясь ответа Пашин быстро скрывается за одной из бронях надстроек корабля. Орешек молчит, старательно вытирая лицо от крови…/

Кубрик. Доносится вой ветра, шум забортной воды, скрип кранцев и треск швартовых концов. Ощутимые толчки сотрясают корабль. Только что закончился ужин. Матросы развлекаются у телевизора и видеоплеера просмотром кассет непристойного содержания. Бочковые домывают и убирают в рундуки посуду, вытирают, складывают и уносят баки (столы).

/Матросы: (смеются) «Ничтяк замацал!» «Хороша телка, такую бы…» «Корма у не1, о!..» «Дружбана жену раскрутил…» «Чужая жена слаще…»/

Пашин: А, что? Можно иметь и жену друга.

Немцов: Увы, это противоречит традиции.

Пашин: Прочь традиции! Предрассудки! Человек должен быть свободен в проявлении чувств. Все что мешает быть свободным – все это есть зло и предрассудок.

Пересветов: Ну и сволочь же ты.

Пашин: Не сметь унижать человека!

Немцов: /Пашину/ А если, за любезной помощью вашей жены, mon cher 5 5 Mon cher – мой дорогой (фр.) , примутся отпускать свободу в проявлении чувств?

Пашин: Если она сама не против, то пусть.

/Пауза./

Человеку подобает жить свободно. Так справедливо! Обществу надлежит дать волю, а не скручивать его по рукам и ногам цепями морали. Если мой друг имеет мою жену, я свободен иметь его жену… Так справедливо.

/Пересветов встает и бьёт Пашина по лицу./

Пашин: Грубое насилие! Крепостник! Маргинал!

/Входит Галун./

Галун: Га! Мориманы! Слухай мою команду: форма одягу робочи платя, пилотка, рятувальна жылэтка и ну-ка торпэдкою на стинку!

Немцов: Чего изволите, милостивый государь?

Галун: Так як же «чого»?! Дви котушкы швартовых кинцив прыслалы. Так потрибно в шпылеву втягнуты!

Пересветов: Пускай боцманята летят – их работа.

Галун: Так боцманята вси там, та сылы нэ хватае. Давай, ходкы, нэ шкирься! Нэ то кипу скажу и «видак» ваш в раз видключымо!

Немцов: О, не извольте себя обеспокоить, любезнейший командор!

Пашин: Чуть что – сразу «видак» выключать…

Пересветов: Погоди, погоди, ботя, не кипятись. Щас жилеты накинем!

Пашин: Человек свободен смотреть всё… что пожелает. Идем, идем, товарищ мичман!