Вера Оттер - Савант. Быть верным, быть милосердным, быть собой

Персонала катастрофически не хватало, неудивительно, что на работу в лечебницу принимали каждого, кто только изъявлял желание. В этом Леонарду повезло. С его-то медицинской карточкой и отсутствием должного образования было бы довольно сложно найти хорошую работу. Впрочем, ему повезло даже дважды. В первый раз, когда в Миддл-Таун закрыли глаза на его диагноз, а во второй – когда Бенджамин Уокер появился в жизни Саванта.

Он смотрел на то, как доктор с равнодушным выражением лица повторял свои вопросы, а пациент – это был худой мужчина лет сорока – все также продолжал молчать. Как и десять лет до этого. У пациента в карточке значился диагноз «мутизм», и пока что никаких результатов методики лекарей не давали. Савант терпеливо ждал, когда врач закончит, чтобы помочь больному принять лекарства и снова устроиться на жесткой постели.

Когда лекарь все же исчез из палаты, Леонард точными движениями выполнил свои обязанности, удостоившись кивка благодарности от пациента, но уходить не спешил. Он знал наверняка, что больного не тяготит его общество, ведь Савант, как и сам пациент, хранил молчание. Каждый думал о своем, если, конечно, пациент вообще все еще был в своем уме.

Леонард стоял возле зарешеченного окна и смотрел вдаль, на проезжающие по шоссе машины. Их не было слышно в лечебнице, будто все это место было под невидимым куполом, защищающим от вторжения чего-либо извне. Иногда Савант ощущал подобный купол и вокруг себя: был только он, и рядом никого – ни людей, ни звуков, ни запахов.

Медленно переведя взгляд на задремавшего пациента, Леонард задумчиво уставился на него. С самого утра в его голове были мысли лишь об открывшемся деле. Он размышлял обо всех установленных деталях, складывая их, как частички мозаики, в одну большую картину. Было довольно легко представить убийцу в белоснежной форме пациента Миддл-Таун. Савант не сомневался, что корни сотворенного преступником были где-то в его нарушенном, искаженном какой-то травмой, разуме. Что же могло толкнуть человека на совершение столь изощренного преступления? Отторжение чувства отвращения от смерти, замещение этих эмоций восхвалением и красотой мертвого человека. Словно смерть не что иное, как просто переход в наилучший мир, а не боль, потеря и горе.

Ощущение смерти Савант знал не понаслышке. Ему приходилось испытывать боль потери. Он прекрасно помнил скромные похороны матери и тех немногочисленных людей, которые пришли проводить женщину в последний путь. В смерти не было ничего прекрасного. Как бы красиво и аккуратно человек не выглядел, в гробу над ним словно висел символ отчаяния и потери. Красотой там и не пахло.

Что своим представлением хотел показать преступник? Из-за чего в нем возникла ужасная потребность убивать? И будут ли другие жертвы?

На эти вопросы Леонард пока не мог дать ответы, но совсем скоро он во всем разберется – в этом Савант был уверен.

Пациент еле слышно засопел, и молодой санитар решил больше не оставаться в палате. Больные нуждались в отдыхе. Кто знает, возможно, состояние сна – это единственный способ для пациентов оставаться самими собой. Вдруг во сне они не страдают от навязчивых состояний и проявлений своих диагнозов? Вдруг только в своих сновидениях они снова гуляют по паркам со своими родными и близкими, наслаждаясь лучами теплого летнего солнышка, просачивающимся сквозь изумрудную листву деревьев.

На Леонарда сон никак не воздействовал. Возможно, дело было в том, что ему редко снилось хоть что-то, что он не забывал в первые же минуты после пробуждения. Сны – единственное, что Савант был в силах забыть. Все остальное, хоть раз прочитанное, впечатывалось в его память. И Леонард был не в силах исправить это. Иногда он целенаправленно пытался добиться забвения, но ни алкоголь, ни медицинские препараты не спасали от его же памяти.

– Леонард! – его негромко позвала медсестра со своего смотрового пункта, и парень неторопливо направился к ней. Ее звали Луиза, и у нее было двое несовершеннолетних детей. Именно поэтому Луиза загружала себя сменами в лечебнице, пытаясь в одиночку прокормить всю семью. Насколько Леонард знал, мужа у нее не было. Иногда Савант угощал ее купленными в кафе или пекарне по дороге на работу пончиками, а она его – домашним сидром, изготовленным по ее собственному рецепту. Леонарду нравилась эта медсестра. Хотя бы потому, что она была добра к нему. А еще она была красивой, несмотря на темные круги под глазами – результат постоянных бессонных ночей.