Анна Величко - Дневник бороздящей ад

И все это происходило под острые, ненавидящие взгляды «людей», что рыскали вокруг меня, нисколь мной не интересуясь, но при этом временами наблюдая своими внимательными глазами, в которых отражалась сама пустота.

Они шатались, шатались страшно, при этом двигаясь крайне неестественно и дергано.

Вблизи было видно, что все их мышцы напряжены, а вены чернеют под белой, полупрозрачной кожей неприятными сетками.

Вокруг меня были не люди, нет. Это были…

Звери. Настоящие звери ведут себя именно так в дикой природе. Они ходят, не могут расслабиться и ищут, бесконечно ищут то, чем можно пообедать.

А у меня страшно болит все внутри на самом деле. Нутро мое, смоченное ледяной водой, хочет вывернуться наизнанку и вылить все, чем его напоили, на пол.

Не дам ему это сделать… И так противно.

Все во мне сжалось в тугой ком, когда вновь пришлось вставать и идти против собственной воли. Против собственных возможностей.

Вся напряженная, едва живая, я попыталась брести прочь, но, вспомнив о ноже для консервных банок, застыла на месте и обернулась, нос к носу столкнувшись с бесшумно замершим позади «мужчиной», чьи бездонные белесые глаза были готовы выкорчевать мне душу с корнем.

На лице его не было никакого выражения, оно поражало пустотой и какой-то нелепостью. Ноздри больного дергались часто и прерывисто, дыхание было сладко пахнущим и гадким одновременно. Сосудистая сетка окружала левый глаз на лице «мужчины» темным пятном синяка.

Я сделала шаг назад, и дверь поддалась, выпуская меня наружу, на улицу, на пропахший кровью холодный воздух.

Больной остался стоять в магазине. Высокий и хрупкий, для того, чтобы я смогла встретиться с ним взглядом, он согнулся, и его птичьи кости до сих пор торчали во все стороны под странными углами.

Он бы напал на меня… Напал бы. Или нет? Не понимаю, не понимаю!

Точно кинется! Точно…

Я уже чуть ли не жмурилась от страха, но…

Не став на меня долго смотреть, «мужчина» резко пришел в какой-то более собранный вид и двинулся к пустынным полкам, к своим больным компаньонам по несчастью, к обглоданному трупу своего не столь везучего соседа.

Его фигура застыла в моей памяти уродливой, гротескной статуей собственного будущего, и я отвернулась от магазина, чувствуя себя совершенно не в своей тарелке. Тошнота продолжала подкатывать к горлу едким комом.

– И что мне делать?.. – вода в моем желудке смешивалась с пустотой и проглоченным еще в начале всего этого обезболивающим, порождая боль и тяжесть.

Никто мне не ответил на этот скупой вопрос, заданный мною в воздух в отчаянной попытке узнать ответ.

Едва удержавшись на ногах, я окинула взглядом улицу, надеясь увидеть хоть кого-нибудь, кто не был бы похож на тех «людей», но вокруг была одна только пустота.

Больные… Они окружают меня! Они… всюду, и я… я тоже больна. И никто мне не ответит…

Асфальт ушел у меня из-под ног, когда в очередном приступе слабости я опустилась на ступеньки магазина, закрыв слезившиеся глаза ладонями. Дыхание хрипами вырывалось из моего горла. Рюкзак сполз с моей спины на бетон.

Я выглядела просто ужасно со стороны, уверенность в этом меня не покидала.

Улица была прекрасна. Она была красива, степенна и сера, словно аристократка из старого фильма. Высокие дома, до крыш которых мне было никогда не достать, жухлая трава, некогда бывшая ярким газоном, покрытый трещинами асфальт, над которым витала едва заметная пыль небольшими хлопьями.

Больше всего мне сейчас нравилось небо. Оно было настолько ярким, что цвета его перемежались с моим почти монохромным зрением, порождая великолепную, блеклую картину. Небо было разрезано остро выделявшейся белизной перьевых облаков.

– Что же здесь творится… Невыносимо… Это все невыносимо! – прошептала я, понимая, что не могу просто молчать и смотреть на свое окружение. Физически не могу. Собственный голос резанул мне по ушам гадкой тональностью. Он был противным, хриплым и слабым. – Невыносимо…

Вокруг было тихо и свежо, но странные, мерзкие запахи не давали мне покоя.

Ряды «людей» только сейчас разбавились «животными», что выползли из своих «убежищ» и бродили под ногами больных костлявыми тенями.

Эта необычная сцена городской жизни напомнила мне балаган в худшем из его представлений. Тихий, мрачный цирк, который не может привлечь ничем, кроме чистого ужаса, который сам же и вызывает.

Здесь так… тихо, так… странно… Я не хотела попадать во все это… Не хотела, черт. С таким же успехом можно было оставаться дома… Но где сейчас мой дом?