Art Burn - Демон по имени Вассаго

Обрызганный кровью собственного брата с головы до пят, с пистолетом, каким-то чудом исчезнувшим из рук Гарри и появившимся у него, Томас медленно стал подходить в Гарри, который, стоя у стенки, пытался пятиться назад. Стоит ли говорить о том, что испытывал Томас к человеку, убившему его родную мать и его родного брата? Стоит ли говорить о том, что близнецы и их мама и так были не самыми доброжелательными людьми на этой планете? Он медленно, но уверенно, шаг за шагом подходил к дрожащему Гарри.

Мистер Орандж не выдерживает этого психологического натиска и срывается с места, пытаясь убежать в другой угол от Томаса. Томас предугадывает это движение, и делает подножку Гарри. Орандж не успевает подставить руки под голову, так что весь удар падения приходится на неё. Гойл подходит к потерявшему сознание Оранджу, переворачивает его на спину, и начинает играть свою песню, под названием «сладкая месть». Томас садится на грудь Гарри так, чтобы он не смог обороняться руками. С лицом помешанного маньяка он медленно, не нажимая курка, направляет дуло пистолета на левый глаз гота и медленно начинает давить на рукоятку. С некоторым сопротивлением, но пистолет повинуется. Из орбиты глаза начинает сочиться кровь. Но Томас Гойл и не думает останавливаться: он нажимает ещё сильнее на пистолет. Дуло погружается в отверстие, где недавно находился глаз, ещё глубже. Помимо крови, из орбиты глаза вываливаются кусочки свежей плоти. Погрузив дуло пистолета на несколько сантиметров, Томас останавливается, вынимает сталь из глазницы и проделывает те же самые действия в отношении правого глаза гота. Когда мистер Гойл закончил, Гарри был похож на восставшего мертвеца: сильно побледневшее лицо, которое было покрыто сочившимся из глазниц месивом. Но этого для Томаса было мало: его внутренний костёр не был потушен. Наоборот, кажется, кто-то подкинул туда ещё больше сухих дровишек, полил бензином, и пламя заполыхало с новой силой. Теперь новоиспеченный маньяк терпеливо ждал, когда Гарри проснётся. Он не хотел убивать его, пока тот без сознания. Он хотел, чтобы убийца страдал. Чтобы каждый кусочек его тела молил о прекращении мук.

Наконец, Гарри просыпается. Он может только тихо стонать. Руками он пошевелить не может, а вместо красочной картинки из глаз льётся только бесконечная мгла.

– Я умер… – шепчет Орандж. – Точно умер. Передо мной великолепный космос и покой. Боже, меня никто не слышит?! Ау! Я ничего не могу сделать! Как же мне страшно!

– Ты только можешь мечтать о смерти, паскуда – сказал Томас, – в ближайшее время ты не получишь её. Единственное, что ты будешь испытывать – это жуткие страдания. Это я тебе точно гарантирую.

– Гойл! Томас или Дональд! Кто бы ты ни был! Я не виноват! Это всё Судьба…

Томас не стал слушать оправданий со стороны убийцы своей семьи: он со всей силы ударяет в живот Гарри. Если бы Томас не позволил Гарри перевернуться на живот, тот бы захлебнулся своими же рвотными массами. Гойл отошёл в сторону, и медленно наблюдал, как Орандж выблевывает полусгнивший салат, заправленный желудочным соком.

– Нет, мразь, – шептал, с улыбкой на лице, качая головой, Томас, – я не дам тебе так просто сдохнуть. Твой счёт даже наполовину не оплачен. Я заставлю тебя заплатить по всем твоим кредитам!

И тут в голову Гойл прилетела шальная азартная мысль. Терять ему было уже нечего, поэтому он решил сыграть в рулетку с самой смертью с минимальным для себя риском. Он смекнул, что у него есть только один выстрел, а после пистолет окажется в руках у Гарри.

Томас целится в правую руку Гарри.

Выстрел.

Пуля пробивает в запястье, заставляя Гарри не просто кричать, а вопить от боли. Ладонь повисла на кусочке кожи. Из ушей обоих испытуемых полилась кровь. Гарри пытается встать, но поскальзывается на своем собственном багровом ручье. На лице у Томаса не продолжала играть демоническая улыбка, а огонь в глазах полыхал ярче прежнего.

Используя движения, которые присущи коварным хищникам, Томас плавно отходит от места, где находился Гарри.

Неимоверные усилия потребовались Оранджу для того, чтобы встать. Опираясь на свои дрожащие ноги, он поднял появившиеся у него в левой руке оружие, поворачивая его то влево, то вправо, с криками:

– Где ты, сука?! Я убью тебя! Убью! Ты сдохнешь?! Где ты?! Убью! Убью!

Его дрожащие губы еле выговаривали слова. Он был слеп и практически глух. Он мог только чувствовать, как по его щекам скользит дыхание приблизившейся к нему смерти. Но он не хотел уходить один.