Мария Фомальгаут - Несъедобное время

Вечером я вышел из-за ограждений в толпу – я думал, что хотя бы тут меня не будут преследовать вспышки видеокамер, но не тут-то было. Люди почтительно расступались, украдкой посматривали на меня, потихоньку щелкали телефонами. Видно было, что они хотят попросить у меня автограф, но не решаются. Кто-то, кажется, хотел спросить, как это, прозрачный шар с искрами – но тоже не решался.

Вот вы так и напишите. И про то, как я прошел мимо толпы и направился в кафе, напишите. Заказал себе сухого вина, хотел заказать и ему тоже, но вовремя вспомнил, что он не пьет. Взял себе мясной рулет со спаржей, хотел взять ему тоже, но вовремя вспомнил, что он не ест. Мы сели в углу подальше от окон – мне не хотелось чувствовать на себе взгляды публики. И ему тоже. Впрочем, его не видели, видели только меня.

И тогда он сказал – если будешь меня защищать, это плохо кончится. Нет, сначала он молчал, глядя в пустоту, а потом вот так сказал. А я ответил, что мне терять нечего, что я в худшем случае без работы останусь, ну да мало ли другой работы на свете, а он рискует погибнуть, поэтому я за него буду горой стоять. А он ответил, что незачем мне так волноваться, он сам как-нибудь о себе позаботится – на что я возразил, что ничего он сам не сделает, если я не сделаю, и без меня он вообще пропадет.

Если вы спросите, как меня зовут, я вам не отвечу, потому что меня еще не придумали. Назовите как хотите. Придумайте мне национальность, год рождения, цвет волос и группу крови. И как его зовут, я тоже не знаю. Иногда вертится какое-то имя на кончике языка – и тут же исчезает. Можете называть его – мой герой. Это я его так про себя зову – мой герой. Именно мой, а не чей-нибудь.

И про это напишите – как чуть погодя он тоже вышел из-за ограждений, и как перед ним тоже расступалась толпа, тоже потихоньку щелкали на телефоны, кто-то подошел, попросил автограф, вы сами придумаете, кто это был, ну пусть будет миловидная девушка, например, подойдет, попросит автограф, захочет поцеловать этого, который вышел из-за ограждений, не решится…

Потом этот, который вышел из-за ограждения, тоже направится в кафе. Он пошел туда не просто так, вернее, сделал вид, что просто так, пообедать пошел, сам устроился рядом со мной, завел разговор, вроде как невзначай, про жизнь… Ну это вы сами придумаете разговор про жизнь, и чтобы ясно было, что он только делает вид, что про жизнь разговаривает, а сам нет-нет да и смотрит, один я или со своим героем.

Я улыбаюсь.

Вежливо отвечаю.

Делаю вид, что героя здесь нет, нет, нет. Я один. Один. Один-одинешенек. Его здесь нет. Нет. Нет. А потом он спросит что-то такое, что мой герой не выдержит, прямо здесь, прямо сейчас (ну вы же напишете это, правда?) вот-вот-вот, и он спросит, и будет смотреть на меня выжидающе, но не слишком пристально – типа, вроде как невзначай спросил, – и будет пауза, секунд несколько, не больше, только каждая секунда растянется лет на тысячу, не меньше. Мой герой будет рваться в бой, я буду удерживать его – за руки, за локти, у нас даже до драки дойдет…

Он эту драку не увидит. Даже не догадается. А потом я отвечу что-нибудь свое, обыденное, и он сдержано улыбнется…

Он…

…у него тоже нет имени.

И ничего нет.

Впрочем, он и сам про себя рассказать может.

А что я могу про него рассказать… Вспоминаю хоть что-нибудь о себе, ничего толком не вспоминается, а нет, вот, было, например… Я скажу ему:

– Ты что творишь? Ты что делаешь, я тебя спрашиваю, ты что делаешь?

Нет, я не скажу, я заору на него – на предыдущего рассказчика. Вот так:

– Ты что творишь, а?

А он изумленно покосится на меня, типа, а чотакова, а я чё, а я ничё…

И я снова заору:

– Ты что творишь?

Он не выдержит и спросит:

– А в чем дело?

Он как должен с Конкордией разговаривать, а? Да он насмехаться должен над этой Конкордией, вроде как вежливо говорит, а сам смеется ей в лицо… про себя…

Слушайте, сложно это, даже не знаю, сыграю я такое или нет…

А я тогда напомню:

За воротами еще четверо стоят.

– Вы же вроде говорили, пятеро?

Тогда я взорвусь, я вообще хорошо умею взрываться:

Слушайте, вы мне тут не паясничайте, или играете, или что…

Потом он будет играть, вы уж напишите, постарайтесь, как он будет играть, как он будет насмехаться над Конкордией, а потом Конкордия что-нибудь ему прикажет, он сделает вид, что выполнил, а на самом деле ничего не выполнит…

Как-то так.

А потом я буду пересматривать, что получилось, это уже потом, потом, тогда-то я увижу, что все эти насмешки, вся эта двойная игра – всего лишь маска, что он раболепствует перед Конкордией, и никого не собирается обманывать… кроме меня.