– Вот, собственно, Захар Анатольевич, как-то так.
– Удивительно, – произнес он, чуть прищурив глаза.
– Чему именно вы удивляетесь? – поинтересовалась я.
– У меня есть предположение, что дама в черном страдала шизофренией или простыми словами – раздвоением личности. Ведь не может же она все время ходить в этих своих черных балахонах. Так бы ее можно было вычислить.
– Может быть, вы правы, – я не стала утверждать.
– Скорее всего, так и есть. И более того, подозрение с семьи убитого никто ведь не снимал. Это могли быть не они сами. Вполне вероятно, что родственники наняли кого-то. А за деньги, вы сами знаете… Да взять элементарно, хотя бы то, что сестра Ларина была судьей и использовала свои связи. Ведь зачастую судьи пользуются услугами бывших заключенных в решении разных темных делишек. Никто не идеален, а мир – замкнутый круг общения, в котором, по сути, нет ненужных людей. Все мы взаимодействуем друг с другом, иногда осознанно, а иногда нет. Позволю себе заметить, что появилось это не вчера, а существует на протяжении веков. Так что, я буду рассматривать эту версию.
– Я не знаю всех деталей следствия. Повторюсь еще раз, Сидоренко тщательно проверял семью покойного Ларина и не нашел ни одной зацепки. Проверены были все пути их передвижения. Но следов ни на поезде, ни на самолете обнаружено не было. У них было идеальнейшее алиби. Захар Анатольевич, возможно, вы и правы, но каждый эпизод, про который я вам рассказываю, имеет свой смысл и хранит в себе ответы на абсолютно все вопросы. К тому же, персонаж, который мутит воду, эта женщина в черном, в моих воспоминаниях уже больше не появится, по крайней мере, до восемьдесят шестого года. Разве, что пару раз. К ним я приду постепенно, чтобы не запутаться самой и не запутать вас.
– Хорошо, Ульяна Андреевна! Не забывайте, я не следователь, а обычный психолог и моя задача – вернуться вместе с вами в ваше прошлое, попытаться расставить все по местам и найти ответы на вопросы, которые вас мучают. Именно поэтому я иногда перебиваю вас, уточняя отдельные детали. На данный момент я внимательно слушаю вас, анализирую и делаю заметки. Но пока, откровенно говоря, я не знаю, получится ли у нас достичь истины. Во всяком случае, к чему-нибудь мы обязательно придем. Отдельно хочу отметить, что ваш стиль изложения уникален. Человеческий мозг запоминает то, что необходимо для него. А вот связать воспоминания в историю и преподнести ее так, это надо уметь! Такой клиент, как вы, Ульяна Андреевна, у меня впервые.
– Это еще почему? Что уникального в моем рассказе?
– Я много лет занимаюсь психоанализом людей и их поведением. К каждому клиенту у меня свой подход. Потому что физиологические или умственные способности у всех совершенно разные. В мире нет ни одной стопроцентной копии какого-то человека, при этом все люди чем-то похожи. Но то, что рассказываете вы, не похоже ни на что. Ваши воспоминания несколько отрывочны, но и с другой стороны необычайно красочны. Возможно, вы помните больше, но говорите мне ровно столько, сколько необходимо…
– Я не утаиваю от вас ничего, поверьте. Рассказываю все то, что мне запомнилось. Это сейчас я могу совершенно спокойно и непринужденно делиться событиями тех лет. Переживать их тогда было невероятно больно. Хотя и сегодня шрам под плечом постоянно напоминает мне о моей непростой молодости. И не только он. Давайте по порядку.
После того как я поправилась, а шрам более или менее зажил, я решила покинуть Москву и по совету ассистентки Васненкова попробовать поступить в Каунасский Медицинский Институт. Но до этого мне хотелось навестить детей и тетю Зину. Так, в мае 1977-го года я собрала все вещи и перед отъездом пошла, чтобы проститься с отцом. Он был немного удивлен моим решением уехать в Литву, но отговаривать не стал. Наоборот, дал мне немного денег на дорогу, гостинцев и попросил сходить вместе с ним в «Народный банк». Там отец открыл на мое имя сберегательную книжку и положил туда двести рублей. В те годы это была большая сумма. Он сказал тогда, что эти деньги – все, что ему удалось скопить, откладывая каждый месяц на протяжении долгого времени. Я отказывалась, просила, чтобы он оставил себе хоть половину, объясняла, что у меня есть сбережения, но он был непоколебим. После банка мы зашли в кафе. Тогда, впервые за все время, я спросила, почему он ушел из семьи. Это была больная тема. С одной стороны, мне не хотелось ее поднимать, а с другой – любопытство взяло верх. Потом я уже поняла, что в нашей жизни нет ничего случайного, как и тот разговор с отцом.
Читать дальше