Красивая жена мастерового, с которой Вилле не так давно шёл через мост, лежала, мирно смежив длинные ресницы, а будущий конструктор летающих поездов теребил её за рукав вымокшего от крови сиреневого платья и тонко, с подвываниями, скулил. Грязь и слёзы на бледном лице мальчика вызвали у Вилле желание найти где-нибудь чистый платок и стереть их, но платка не было, а сам он не мог не то, что встать – протянуть руку, поэтому он только облизнул отозвавшиеся болью кровящие губы и хрипло произнес «Эй», тут же запнулся и закашлял. Мальчик не обратил на него никакого внимания – он звал свою маму. Вилле его понимал. Хорошо, что у неё закрыты глаза, что она лежит вот так, ничего не видя и ни на кого не глядя, тупо думал он, и что не надо ползти и закрывать ей их, и класть на холодеющие веки монетки… Желудок снова скрутило, ещё яростней, чем тогда, когда с балкона падающей ратуши сыпалось маленькое и разноцветное, но это был просто спазм, и Вилле, скрючившийся было и подавшийся в сторону, чтобы не испачкать рвотой брюки, отдышался и выпрямился.
– Сенджи! – глухо крикнул он в пыльный воздух.
Разумеется, она ему не ответила.
Зато послышался торопливый цокот копыт, гул голосов, краткие, рубленые команды, отдаваемые очень знакомым мужским голосом, залязгали о стремена шпоры спешивающихся гвардейцев. Тот же мужской голос крикнул: «Вилле, Вилле!», и Вилле отозвался, потому что он очень хотел, чтобы голос помог ему найти Сенджи. Вилле стал просить об этом приближающуюся к нему через грязный туман фигуру, сбивчиво и быстро объяснять, но у голоса и у того, кто им обладал, были совсем другие планы – вытащить отсюда своего внука. И дедушка, его дедушка, высокий, жилистый, сильный, со странным оскаленным побледневшим лицом, в пропылившейся дорожной одежде, потерявший где-то свою любимую круглую шляпу, отчего его стально-серые, короткие жёсткие волосы сбились с косого пробора и встали торчком, опустился с ним рядом на колени, сгрёб Вилле на руки, крепко прижал к себе и, подняв легко, как пятилетнего, куда-то поволок. Гвардейцы вокруг звенели саблями, ржали в пыли их кони, а под обломками рухнувшей ратуши кто-то кричал, рыдал, хрипел и скрёб камень.
– Дедушка… подожди, дедушка, – умолял Вилле.
Но тот нёс его прочь почти бегом и ничего не слышал.
Рыжеволосая прибилась к ним вечером.
– Я хорошо стреляю. И у меня есть две плитки шоколада.
Она продемонстрировала винтовку и два прямоугольника, завёрнутые в мятую фольгу. От фольги шёл густой сладкий дух – Сола принюхалась. В рационных пайках уже давно не встречалось ни шоколада, ни эрзац-порошка из него, который можно было бы развести кипятком и выпить, согрев язык и желудок – лишь серый сахар пылью. Впрочем, было бы несправедливо винить в скудном снабжении Икс-корп, ведь оставалась ещё мирное население, о котором следовало заботиться. Детишки и девушки на заводах и фабриках, усталые матери, живущие в подвалах старики.
– Откуда это? – спросила она.
Рыжая мрачно оскалилась.
– Цех слива кипучки. Иначе чёрный, об стенку его, а не желающие там поработать. Две плитки в отрезок и эрзац-молоко. Но цех разбомбило.
Лайт скрипнул по бетонной крошке ботинками и шелестяще шепнул: «Ядооблако».
– Не случайно учуял, – сказал ему Гвин. – А молоко?
– Соседке. У неё трое.
– Плакали плазмагоны, – Гвин сплюнул. – Рыдали и плакали. У чёрных в каждом переулке напихано, а наши заводы – в труху.
– Есть ещё два, – резонно возразила рыжая. – Перейдут на усилку. Не бросят.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.