– Наверное, – грустно сказал он.
– Не наверное, а точно. Однако для малявки ты очень ловко лупишь людей бутылками по голове, – и Сенджи изобразила, как Вилле замахивался. – И знаешь толк в стеклянных розочках, хоть и не пустил ту в дело… Жаль, что не пустил, конечно. Ты боишься крови, Вилле?
Обрадованный тем, что она выразила одобрение, Вилле почти перестал ощущать тяжесть неудобного ящика.
– Вообще-то нет. Лет в семь я упал с дерева и сломал себе ногу – открытый перелом, кровь рекой, всё такое… Мне и больно-то почти не было, хотя дедушка потом сказал, что это из-за сильного шока, а было любопытно, что внутри меня, оказывается, так много красной жидкости.
Он слегка преувеличил, вернее, преуменьшил, потому что боль была, и ужасная, но был и интерес, и, по крайней мере, Вилле не грохнулся в обморок, как один совсем юный гвардеец, который подоспел к Вилле первым и увидел, что тот сидит на дорожке под буком в луже собственной крови. Просто хотелось как-то реабилитироваться за дающий преимущество Сенджи лишний год.
– Да, внутри человека крови достаточно, – согласилась Сенджи. – А если отрубить ему голову, то она бьёт фонтаном.
– Ты видела? – ничего умнее Вилле не придумал.
– Я знаю, – с той же усмешкой сказала Сенджи.
Они прошли шагов семьдесят, когда Вилле увидел спускающиеся к воде ступени. Сенджи решительно направилась к ним. Лестница была узкой, и Вилле пропустил Сенджи вперёд, которая, оглянувшись на него, впрочем, уже без всякого подозрения, стала спускаться. Край её плаща тёрся о растрескавшийся мрамор ступенек. Совсем рядом зеленоватые воды канала, под солнечными лучами кажущиеся изумрудными, облизывали парапет. Выкрашенная в облезлый серый цвет лодка, привязанная к деревянному колышку причала, чуть покачивалась на спокойной глади. Весла застыли в уключинах.
Сенджи забралась в лодку и деловито сказала:
– Всё. Давай ящик сюда.
Вилле неохотно поставил свою ношу на дно лодки, где лежала грязная ветошь. Помешкал и задал вопрос:
– Ты поплывешь назад в предместья?
– Возможно, – уклончиво ответила Сенджи.
– А на карнавал ты не собираешься?
– Думаю, нет.
– Почему? Не любишь праздники?
Сенджи, до этого занятая тем, чтобы устроить ящик под ногами поудобней, подняла голову.
– А что такое праздники, Вилле?
Она смотрела на него выжидающе. Он, не очень поняв вопроса, всё же попытался ответить.
– Ну… сладости, много весёлых людей, выступления акробатов и фокусников… Можно посмотреть на дрессированных животных, поучаствовать в конкурсах, объесться сладкой ватой и мороженым. Узнать судьбу у гадалки. Прокатиться на карусели… и на слоне. Да ты сама как будто не знаешь! Что бывает, когда головы рубят, знаешь, а про праздники – нет…
Сенджи покачала головой, как Вилле показалось – скорбно.
– А за чей счёт все эти радости происходят, ты в курсе, Вилле?
– За счёт города, конечно.
– За счёт города, – повторила Сенджи и издала короткий звук, очень похожий на вырвавшееся отвращение. – Ну да, ну да…
Она потянулась к колышку, чтобы отвязать веревку, и Вилле заторопился:
– Но ты не ответила! Почему ты не хочешь пойти? Занята? У всех ремесленников ведь выходной…
– А я – не ремесленник, – возразила Сенджи. – И плащ, как уже говорилось, не мой.
– Ага, и в ящике не реторы, я понял. Сенджи!
– Иди, а то опоздаешь, – со странной мягкостью сказала она. – Бутылочный рыцарь, дурак…
Вилле глядел, понурившись, как она делает первый взмах вёслами. Ловкие, крепкие, маленькие руки, совсем не по-девчачьи уверенно сжимающие тёмное дерево. А ведь весла тоже нелёгкие… Сенджи отчего-то помедлила, тоже смотря на Вилле. Он не мог понять, какое выражение сейчас таят её глаза.
Капюшон она не накинула.
– Вилле, – твёрдым глуховатым голосом произнесла вдруг Сенджи. – Уходи с праздника, как только начнёт темнеть. Может быть, произойдёт нехорошее.
– Мне сказал один мой друг, – ответил Вилле. – Сказал, что в прошлом году, когда горела фабрика, люди нашли послание на одной из стен. Дикари написали, что они хотят сжечь карнавал. Так это правда?
Сенджи выдохнула сквозь стиснутые зубы. Она словно сдерживала себя, чтобы не сорваться и не выхватить нож, как полчаса назад в переулке. Наконец успокоилась и сказала ровным тоном:
– Это ложь. Южные, как ты говоришь, дикари ничего жечь не будут. Будут жечь те, кто работает на королевскую службу пропаганды. Вилле, запомни: ни один из тех, кто живёт за Стеной, никогда не был врагом, пока король не решил их такими назвать и сделать. Я знаю, что ты мне не веришь, но хотя бы запомни. И уходи до темноты.
Читать дальше