Юлия Петрова - Солёное имя

Сколько супов и каш-малаш было сварено на этой кухне!

В доме всё и вся подчинялись ритуалам и традициям. Последовательность событий, выстроенная годами и отточенная до совершенства. Вечером, когда домашние были накормлены, напоены и смотрели последние известия, бабуля и Палома закрывались в кухне и варили кофе. Однажды Соле попросилась к ним и с того вечера стала постоянным участником закрытого кофейного клуба. Это была настоящая церемония. Бабуля и Палома пили кофе горячим, щедро разбавляя молоком и сахаром. Как бы плотно бабуля не закрывала двери и окна, запах проникал в каждый уголок квартиры. Неповторимый и чарующий, таинственный и волшебный, кофейный аромат разносился по окрестностям, пересекал «нейтральные воды» и разбивался об окна дома напротив.

Соле нравились вечерние посиделки: бабуля и Палома говорили вполголоса, мелкими глотками смаковали напиток и обсуждали всякие разности. В первый день своего членства в клубе Соле попросила бабулю разрешить ей отпить глоточек магического напитка, ну хоть чайную ложечку пригубить. Бабуля позволила, и Соле была пленена. Навсегда. На веки вечные. На вечность бесконечную. В общем, на так долго, что ни словом сказать, ни пером описать.

Она стала умолять бабулю сварить ей кофе. В обычной ситуации бабуля была бы непреклонна, но, видимо, кофе преобразил и её. Она посмотрела на часы, потом на Палому, и сказала непривычным тоном полным сомнения:

– Пожалуй, можно дать немного? Как ты считаешь, Палом? Ведь не так поздно, Соле сможет заснуть? Сварим пол-ложечки, молоком разбавим так, что и вкуса не останется. Как ты думаешь?

Палома только пожала плечами, не отрываясь от чашки. Она либо пила его, либо просто держала близко, вдыхая аромат. Бабуля встала и приготовила первый в жизни Соле кофе с молоком. Это было незабываемо!

Но следующим вечером ей было строго отказано в кофе. И сколько бы бабуля ни делала глотков волшебного напитка, ничего не менялось. Её строгость и бескомпромиссность снова взяли верх. На слёзную мольбу она отреагировала жёстко, одарив Соле сердитым взглядом, а напоследок добавила фразу, разбивающую все детские надежды:

– Детям это нельзя! Разговор окончен.

Приговоры из Страны великанов никогда не обжаловались в Лилипутии. Наверное, в этом есть первая трагедия детства – слушать великанов и ждать, когда сам станешь одним из них и начнёшь раздавать запреты направо и налево. В тот самый момент в сердце Соле зародилась главная мечта: поскорее вырасти. Однажды она даже напишет об этом в высшую детскую инстанцию – Старику Зази́мку, а сейчас она расплакалась, низко склонив голову, и очень горько. Она собиралась уйти, но бабуля прижала её к себе.

– Ну, ничего, ничего, – гладила она Соле по спине, а другой рукой утирала слёзы, – я знаю кое-что повкуснее – чайное кофе!

– Чайное кофе? – переспросила Соле. – Это как?

– Сейчас я тебе приготовлю, а ты скажешь: похоже на кофе или нет?

Бабуля вскипятила воду, налила в чашку заварку из маленького чайника, которая настоялась за день, обретя чёрный цвет и терпкий вкус. Затем разбавила кипятком, добавила молока, не забыв про сахар. Запах и вкус, конечно, были не кофейными, но приятными. Однако цвет! Цвет был кофейно-молочным. И самое главное: чайное кофе можно было пить когда угодно и сколько угодно.

***

Я не замечаю, как комната посветлела. Несмотря на тяжёлые плотные шторы, утренний свет всё же проникает внутрь, очерчивает контуры пространства, изменяет цвета. Чистый свет нового дня так и просит раздвинуть, сорвать эти гадкие занавески, чтобы дать теплу и свежести наполнить комнату самой жизнью, напомнить ей о былых временах. Я встаю с кровати, подхожу к окну, хватаюсь за шторы и раздвигаю их. Передо мной Город, тот самый, у моря, где осталось детство.

Воспоминания – то же море. Входить надо осторожно, ощупывая ступнями дно, кожей привыкая к воде.

Как только солнце утвердилось в городе, я беру такси и еду в порт.

Еду по Городу и не узнаю. Его давно нет, как и страны, которую принято звать Родиной. Она распалась как несчастливый брак, и Город вернул себе прежнее, девичье имя. Он стал меняться, а люди стали изменять себе. Нет больше той улицы, той площади, того бульвара и проулка. Они осиротели, утратили имена. Пока живо имя, найдутся люди, которые помнят о тебе и могут рассказать твою историю: кем ты был и откуда пришёл.

Человек без воспоминаний – никто. У каждого есть история, которую нельзя переписать. Разве что, забыть. И я забыла. Там, где хранились воспоминания, теперь бескрайнее чувство оторванности и потерянности. Больно возвращаться туда, где ничего нет. Туда, где никого не осталось, кто мог бы рассказать историю девчонки с солёным именем.