Ник Ришельё - 2053

Выкладки в статье были весьма сомнительные и требующие тщательного анализа, а настроения у меня сегодня после совещания не было никакого, поэтому я закинул статью на свой виртуальный диск в Сети и оставил ее на будущее. И тут я вспомнил о таинственном письме без опознавательных знаков, о котором компьютер сказал утром, что оно не содержит вирусов. Я быстро открыл его, вызвал системную информацию, просмотрел сетевой адрес отправления и время прохождения письма через первый почтовый сервер. Похоже, что автор не подделал дату отправки… А сервер, через который было отослано сообщение, являлся вполне приличным Нью-Йоркским сервером, не какой-то там халявный «почтовый ящик россиянина». Я обратился к телу письма, но там было только два слова: «КЛУБ и ПЛОЩАДЬ». Мурашки забегали у меня по спине, меня прошиб холодный пот, а в памяти снова всплыло лицо вчерашнего незнакомца. Черт, почему Нью-Йорк? Кто меня ведет? Что это за игры в шпионов? Я лихорадочно перебирал в голове всех своих знакомых… нет, он не мог, она тоже, этот? нет, он в Испании сейчас, хотя мог попросить… нет, кого же он тогда просил быть в клубе и на площади? нет… Полчаса я размышлял и не знал, что предпринять, потом решился – отвечу ему! Я написал ответ: сегодня в полночь в здании Музея компьютеров 20 века.

Я рассуждал так. Если он за мной следит, значит, он обо мне знает достаточно, значит, он должен знать или интересоваться той средой, где я живу. И если он достаточно умен, то он знает (или узнает), что такого музея в Москве нет, зато он есть в Сетевом городе, куда я частенько хожу, как Леха. И если он будет в этом музее в полночь, значит, я ему точно нужен, и не мне тягаться с его возможностями по конспирации – будь что будет. Ну а если не придет, значит, я ошибся или какой-то болван решил поводить меня за нос. В этом случае можно будет попросить нашего Админа послать ему пару вирусов, чтоб не повадно было.

Обдумывая, как сладостна месть, если это все-таки окажется какой-то великовозрастный балбес, решивший меня разыграть, или разыгрывающий меня по чьей-то просьбе, я даже забыл на время об институтских проблемах и пришел в хорошее расположение духа. И тут самое время было продолжить писать статью для «Quantum mechanics», чем я и прозанимался до позднего вечера.

В 21:05 я уже поднимался на поверхность со станции Пушкинская. Сегодня на этой площади должен выступать мой любимый бард Сенкевич и еще какие-то группы с замысловатыми названиями. Я люблю такие вот небольшие городские тусовки, где собираются две-три тысячи человек и десяток музыкантов и мирно проводят вечер. Одни – подпевая, выкрикивая что-то и попивая пиво, а другие – обрывая струны и пытаясь доказать всем, что они умеют громче петь. Смешно, весело… Порой это помогает развеять дурные мысли, отвлечься, подумать о том, что же движет этой молодежью – неустанной, неусыпной, бунтующей в себе… против кого? Системы в целом или каких-то одним им известных персоналий? Они находят в этом шумном котле эмоций забвение, пытаются отгородиться от мира, навязывающего им свои гнусные правила… Или они просто так отдыхают? Мне нравится здесь бывать, потому что я знаю – большинство из этих 15—25 летних людей имеют свое, пусть не всегда взвешенное, представление о мире, даже о трех мирах – о нынешнем мире, утонувшем в терроре, о мире, в котором они будут жить и о мире, в котором им хотелось бы жить. И этот третий мир почти наверняка у каждого из них не имеет ничего общего с миром насилия и жестокости. Они приходят сюда, потому что они бегут от надоевшего им первого мира и потому что боятся грядущего мира второго. Но почему тогда, спрашиваю я себя, глядя на этих молодых людей, почему всегда наступает мир второй, а не третий? Почему мы не можем устроить мир так, как хотелось бы большинству из нас в душе? Почему же древние инстинкты обычно играют решающую роль в массовом сознании, а разум идет на поводу у этих инстинктов? И я не нахожу ответов, но, бывая здесь по вечерам, я чувствую себя так, словно я на время освободился от груза обязанностей, от терзавших меня весь день проблем, словно я попал в другой какой-то мир, где от меня ничего не зависит и потому я волен ни о чем не заботиться – просто сидеть на травке, потягивая пиво под грохот музыки и смотреть на этих бесшабашных юношей и девушек, бескомплексных и беззлобных, танцующих, сидящих, лежащих, пьющих, целующихся, вульгарных и чопорных, веселых и смешных, чувствующих, что вот здесь у них есть что-то общее, доброе, теплое, здесь и сейчас, и не рвущихся в потусторонний реальный мир.