Илья Бушмин - Ничейная земля

Катя на секунду закрыла глаза.

– Ты не знаешь, где они жили до самоубийства матери, да?

– Я хотел у родителей поспрашивать, вдруг они что-то помнят… – Поляков настороженно покосился на Катю. – А ты?

– Место силы, – повторила Катя слова, сказанные ею когда-то. – Серийные убийцы часто возвращаются в места, где они черпают вдохновение и силы. Если все так, то у Петра Фокина может быть такое место. Там его не будет искать никто…

…Барак утопал в зарослях кустарника, как выглядывающий из болота леший. Прогнившие бревна тонких стен и заколоченные окна, в щелях которых сквозила кромешная темнота. Барак не выглядел обитаемым и наверняка таковым не являлся. Но Катю пробирал озноб – все больше с каждым шагом, с которым она приближалась к страшилке из детства. Сейчас она снова была испуганной девчонкой. Словно и не было этих 18 прошедших лет.

– Фонарь есть? – хрипло шепнула Катя.

Поляков вручил ей фонарь. Сам же сунул руку за спину и выудил травматический пистолет, крепившийся за поясом. Снял с предохранителя. Лицо Полякова было напряжено, уголок глаза дергался. Он сам был на пределе. Этот черный скелет дома навевал ужас на них обоих.

Катя сжала рукоятку фонарика. Они крались вдоль фасадной стены барака к деревянной, обитой когда-то давно облезлым уже дерматином, двери. Пробираясь к входу в дом, Катя скользила по окнам. Ей мерещилось, что там, за досками, которыми были заколочены прямоугольники зияющих чернотой окон, кто-то прятался. Как и тогда, 18 лет назад, когда она впервые услышала от Вали историю этого места.

– Дверь, – выдохнула Катя. Голос не слушался и скакал, то срываясь на хрип, то звеня, как колокол.

Поляков тронул ручку и аккуратно потянул на себя. Противно скрипнули ржавые петли, и дверь приоткрылась. Изнутри темнота барака окатила Катю и Полякова запахом тлена, гнили и сырости.

– Готова?

Катя сжала фонарик так, что побелели костяшки пальцев, выставила спасительный прибор перед собой и шагнула в черноту барака.

Луч фонаря лихорадочно метался по стенам и руинам, оставшимся от внутреннего убранства барака, в поисках угрозы. Но никакой угрозы не было. Квадратное помещение с металлическим кухонным столом у заколоченного окна – три кривые горизонтальные полосы тусклого серого света указывали на это – поросший паутиной шкаф и сломанные и сгнившие деревянные табуретки. Ржавый призрак кухонной плитки.

– Дверь, – прошептал Поляков.

Впереди черным прямоугольником виднелась дверь вглубь дома. Катя, стиснув зубы, шагнула туда. Дрожащий луч света выдернул из темноты узкий коридор. Двери, ведущие налево и направо. Заляпанная и перепачканная чем-то черно-белая фотография в рамке. Катя скользнула по ней фонарем и вздрогнула. Там была изображена семья. Мужчина с обветренным лицом и глубоко посаженными глазами. В них словно читалась какая-то тревога. Усталая кудрявая женщина, пытавшаяся улыбаться в камеру. На руках она держала беззубого малыша, которому было не больше года. В колготках, с кривыми ножками, в сандаликах и вязаной кепочке, он тянул в рот пальцы и завороженно смотрел на объектив. Между родителями сидел подросток. Угрюмый, он смотрел исподлобья – как казалось, прямо на Катю – и от его взгляда ей стало страшно.

– Это он, – шепнула Катя.

Сбрасывая с себя оцепенение, которое буквально накатывало волнами, одна за другой, Катя шагнула дальше и посветила фонарем в одну из комнат.

На гвозде на стене комнаты висел натянутый на вешалку-плечики костюм уборщика. Логотип клининговой фирмы на груди. Пятна от чистящих средств на ногах. Катя едва не задохнулась от пронзившей ее мозг мысли. Костюм был новым!

– Уборщик, – процедил Поляков. – Твою мать… Он работает уборщиком. Ты понимаешь?

Катю тихонько потрясывало.

– Что?

– Эта клининговая фирма, – Поляков указал стволом пистолета на логотип. – «Чистюля». Это самая крупная фирма в городе. Уборщики «Чистюли» моют полы в банках, торговых комплексах… В администрации… Понимаешь?

Катя слабо кивнула. Простой уборщик. В памяти всплыли слова консультанта-психиатра из клинической больницы, когда он описывал Кате психологический портрет серийника. «В жизни он неприхотлив. Может заниматься самой обычной деятельностью. Вплоть до слесаря, рабочего». Психиатр почти угадал. Он был уборщиком… И однажды он мог по распределению оказаться на таком объекте, как администрация Южного административного округа. Или мэрия города. Где увидеть юную девушку, решившую проведать отца. Наталью Марфину, дочь главы города.