Илья Бушмин - Ничейная земля

Катя выронила пистолет, и ее скрутило от идущих из самого нутра рыданий.

Катя не могла сомкнуть глаз. Она сидела у окна их с Валей комнаты, сжавшись в комок и обнимая свои стучащие друг об друга от страха коленки. За окном не было видно ничего – ставни были закрыты снаружи – но Катя вслушивалась в каждый шорох, доносившийся с улицы.

Катя молила бога, чтобы папа нашел Валю. Чтобы ее старшая сестра вернулась пристыженной, обиженной, пусть зареванной, пусть даже с красным лицом от пощечины, которую ей за самовольную отлучку в такие трудные времена наверняка влепил бы папа! – но, главное, чтобы она вернулась.

Катю терзали самые разные мысли, которые как тараканы проникали в ее голову с разных сторон. Отгонишь одну – ее место сразу же занимала другая.

Незаметно для себя, устав бороться с ветряными мельницами осаждавшего ее страха, Катя задремала. Когда она вздрогнула, сквозь щель между ставнями пробивался робкий свет. Уже утро. Катя вскочила и бросилась в комнату. Окно около телевизора было открыто снаружи: здесь вечером мама оборудовала себе наблюдательный пост, чтобы первой увидеть самое важное. Кресло и клубок шерсти со спицами. Она пыталась вязать, чтобы хоть как-то отвлечь себя от жутких страхов, но за всю ночь так и не взялась за спицы.

Мамы не было. В доме царила гробовая тишина, и это Кате показалось самым жутким. Она робко шагнула к окну и тут увидела спину матери. Та стояла перед воротами дома и смотрела на улицу.

Накинув халат, Катя робко выскользнула из дома. Осторожно тронула маму за локоть – чтобы не испугать.

– Вали нет больше, – тихо сказала мама.

Катя отшатнулась.

– Ты что такое говоришь вообще? – ахнула она возмущенно. – Как ты можешь так…?! Никто ведь не приходил, да? Мам, нельзя же…?!

Мама ее даже не слушала. Она смотрела вдоль улицы, но глаза не видели ничего.

– Помнишь мой сон? – тихо спросила мама. – С самого рождения Вали мне все время снился один и тот же сон. Перед тем, как она краснухой в детстве заболела. Перед тем, как воспаление легких тогда подхватила. Перед каждой простудой. Всю жизнь мне снился один и тот же сон. Валя, еще совсем крошка, грудничок, у меня на руках. А я иду по полю. И вдруг меня словно толкает что-то. Валя падает. И поле вдруг исчезает, а вместо поля – обрыв. Стою я на краю обрыва и смотрю, Как Валя падает. Но вот она своей крохотной ручонкой умудряется зацепиться за что-то. За траву, или кустик. Я тяну к ней руки, чтобы вытащить, и потом просыпаюсь…

– И что? – непослушным отчего-то голосом пробормотала Катя. – Так сколько раз снилось. И каждый раз обходилось все. Ну мам…!

Та покачала головой, продолжая не видеть и не замечать ничего перед собой.

– Я прикорнула у окна. Минут на пять. Само так вышло. Ждала, думала, переживала, плакала… А потом прикорнула. И снится мне снова мой сон. Все, как всегда. Да только не получилось Валюше зацепиться. Упала она. Кричала и падала вниз… В темноту… Туда, где ничего нет… – мама обернулась на Катю, и девушка вздрогнула, увидев ее безжизненные, красные от бессонной ночи и слез глаза. – Нету ее больше… Я чувствую… Не уберегла дочку…

У Кати в голове все закружилось. Она отшатнулась, чувствуя, что плачет. Закрыла рукой рот, чтобы заглушить всхлипы. А потом бросилась в дом. Хлопнула дверью, вбежала в их с Валей комнату и зарыдала во весь голос, уткнувшись в подушку.

Она плакала, пока подушка не промокла от соленых слез. Потом снова забылась тревожным сном, вздрагивая, просыпаясь от собственных вскриков – и снова проваливаясь в пустоту.

Катя не знала, сколько прошло времени, когда ее разбудили голоса. Закусывая распухшую, бесформенную от слез нижнюю губу, Катя прокралась к окну. И увидела отца. Он шел в окружении мужиков – там были Зиновьев и двое вчерашних гостей – которые обступили отца со всех сторон. Кате показалось, что папа пьян. Но, приглядевшись, она содрогнулась. Бледный, он брел, не видя перед собой дороги, и лишь поддерживавшие его мужики не давали ему упасть. При виде мамы они потупили глаза, боясь встретиться с ней взглядом.

Катя закрыла глаза и опустилась на пол, поджав ноги к груди. Слез больше не было. В голове лишь звенела мысль, с которой Кате предстояло смириться.

Мама была права. Вали больше не было.

А потом все было, как в бреду. Лица соседей и дальних родственников, которых Катя видела раз в 3—4 года и которые вдруг выплыли из небытия. Запах водки, которую по вечерам глушил папа. Тихий плач мамы по ночам. Тиканье часов по ночам, зловещее от того, что его не с кем было разделить – соседняя кровать пустовала. Угрюмые разговоры, прерывавшиеся всхлипываниями и причитаниями. Катю ограждали от них, но она все же расслышала кое-что. Валю нашли на окраине Ямы, около улицы Котова, в низине за гаражами. С выколотыми глазами и ее девичьим лифчиком, обвитым вокруг шеи смертельной петлей. Все это сливалось в сознании Кати в один страшный сон, от которого хотелось проснуться и убежать.