Игорь Арсеньев - Возмездие, или Тайна мистера Ральфа Никльби

МИССИС НИКЛЬБИ. Но он не магистр искусств.

РАЛЬФ. Я думаю, это можно уладить.

КЭТ. Но жалованье такое маленькое, и, это так далеко отсюда, дядя.

МИССИС НИКЛЬБИ. Тише, Кэт, дорогая моя. Твой дядя лучше знает, что делать.

РАЛЬФ. Я повторяю, пусть он поступит на это место, и его карьера обеспечена! Если ему это не по вкусу, пусть он сам себе её делает. Не имея ни друзей, ни денег, ни рекомендаций, ни малейшего понятия о каких бы то ни было делах, пусть он получит порядочное место в Лондоне, чтобы заработать себе хотя бы на башмаки, и я ему дам тысячу фунтов. Во всяком случае, я бы её дал, если бы она у меня была.

КЭТ. Ах, дядя, неужели мы должны так скоро разлучиться?

НИКОЛАС. Боль разлуки ничто по сравнению с радостью свидания. Кэт вырастет красавицей. Как я буду гордиться, слыша это, и как счастлива будет моя мать, снова соединившись с нами, и эти печальные времена будут забыты, и… (Потрясенный, слабо улыбнулся и зарыдал.)

СКВИРС (владелец школы) . Вам холодно, Никльби?

НИКОЛАС. Признаюсь, довольно холодно, сэр.

СКВИРС. Что ж, я не спорю. Путешествие длинное для такой погоды.

НИКОЛАС. Это и есть Дотбойс-Холла, сэр?

СКВИРС. Здесь вам незачем называть его холлом. Дело в том, что это не холл.

НИКОЛАС. Вот как!

СКВИРС. Да. Там, в Лондоне, мы его называем холлом, потому что так лучше звучит, но в здешних краях его под этим названием не знают. Холл – помещичий дом. Человек может, если пожелает, назвать свой дом даже островом. Полагаю, это не запрещено никаким парламентским актом?

НИКОЛАС. Полагаю, что так, сэр!

Николас окинул взглядом мрачный дом, и тёмные окна, и пустынную местность вокруг, погребённую в снегу.

СКВИРС. Это ты, Смайк?

СМАЙК (высокий тощий мальчик с фонарем в руке). Да, сэр.

СКВИРС. Так почему же, чёрт подери, ты не вышел раньше?

СМАЙК. Простите, сэр, я заснул у огня.

СКВИРС. У огня? У какого огня? Где развели огонь?

СМАЙК. Только в кухне, сэр. Хозяйка сказала, что я могу побыть в тепле, раз мне нельзя ложиться спать.

СКВИРС. Твоя хазяйка – дура! Готов поручиться, что тебе, чёрт подери, меньше хотелось бы спать на холоду.

Николас вздохнул и поспешил войти в маленькую гостиную с жалкой обстановкой, состоявшей из нескольких стульев, жёлтой географической карты на стене и двух столов. В комнату ворвалась особа женского пола и, обхватив мистера Сквирса за шею, влепила ему два звонких поцелуя.

МИССИС СКВИРС (рослая, костлявая и очень хриплым голосом.) Ну, как, Сквирс?

СКВИРС. Прекрасно, моя милочка. А как коровы?

МИССИС СКВИРС. Все до единой здоровы.

СКВИРС. А свиньи?

МИССИС СКВИРС. Не хуже, чем когда ты уехал.

СКВИРС. Вот, это отрадно! И мальчишки, полагаю, тоже в порядке?

МИССИС СКВИРС. Здоровехоньки! У Питчера была лихорадка.

СКВИРС. Да что ты! Чёрт побери этого мальчишку! Всегда с ним что-нибудь случается.

МИССИС СКВИРС. Я убеждена, что второго такого мальчишки никогда не бывало на свете. И чем бы он ни болел, это всегда заразительно. По-моему, это упрямство, и никто меня не разубедит. Я это из него выколочу, я тебе говорила ещё полгода назад.

СКВИРС. Говорила, милочка. Попробуем что-нибудь сделать.

Николас неуклюже стоял посреди комнаты, хорошенько не зная, следует ли ему выйти в коридор, или остаться здесь.

СКВИРС. Это новый молодой человек, дорогая моя.

МИССИС СКВИРС. О! (Холодно разглядывая его с головы до пят.) Сегодня вечером он поужинает с нами, а утром пойдёт к мальчишкам.

СКВИРС. Ты можешь принести ему сюда соломенный тюфяк на ночь?

МИССИС СКВИРС. Уж придётся что-нибудь придумать. Полагаю, сэр, вам всё равно, на чём вы будете спать?

НИКОЛАС. Да, конечно. Я не привередлив.

МИССИС СКВИРС. Вот это счастье!

Молоденькая служанка принесла йоркширский пирог и кусок холодной говядины, каковые были поданы на стол, а мальчик Смайк появился с кувшином эля. Мистер Сквирс освобождал карманы пальто от писем.

МИССИС СКВИРС. Что ты тут вертишься, Смайк? Оставь эти вещи в покое, слышишь?

СКВИРС. Что? (Поднимая голову.) А, это ты?

СМАЙК. Да, сэр! (Сжимая руки, словно для того, чтобы силою удержать дергающиеся от волнения пальцы.) Есть ли…

СКВИРС. Ну!

СМАЙК. Нет ли у вас… кто-нибудь… обо мне никто не спрашивал?

СКВИРС. Черта с два!

Мальчик отвёл глаза и, поднеся руку к лицу, пошёл к двери.

СКВИРС. Никто! И никто не спросит. Нечего сказать, хорошенькое дело: оставили тебя здесь на столько лет и после первых шести – никаких денег не платят, вестей о себе не подают и неведомо, чей же ты. Хорошенькое дело! Я должен кормить такого здорового парня, и нет никакой надежды получить за это хоть пенни!