Петр Альшевский - Иерусалимский синдром

Джокетто. Сегодня я все утро сидел на толчке. С криком. С душой.

Луболо. Я не буду обращать на тебя внимание. Сохраню чувство собственного достоинства, а остальными чувствами обопрусь на самое приятное из того, что дал мне мир. Хотя бы на железную дорогу.

Джокетто. Ты так любишь железные дороги?

Луболо. Я не в том смысле. Когда мне было лет семь, родители подарили мне железную дорогу. На день рождения. Как же я был счастлив… И что бы не происходило со мной потом, я чувствовал, что главное в моей жизни уже произошло. И это событие было хорошим событием. Очень хорошим.

Джокетто. Растрогал ты меня.

Луболо. Неужели тебя можно растрогать?

Джокетто. Оказывается, можно.

Луболо. У тебя, наверно, тоже есть, что вспомнить.

Джокетто. Ну, если прокопать до истоков, то, наверное, есть. Вспомнить, что бы вспомнить… Нелегкое это дело. Сейчас… Нашел. Потерял… Люди с хвостами. Бегут, несутся, преследуют – нет, это обезьяны. На трубу паровоза накинут похоронный венок. Ты – моя прекрасная, я – твой хмурый змей… Об этом и расскажу. Любопытная история. Устраивайся, Инспектор, поудобнее – сам напросился. Тогда я еще был молодым. Я и сейчас вроде как молодой, и молодым уже и останусь, но тогда я был молодым как-то по-другому: я чувствовал, что я молод. Теперь я этого не чувствую. А так как я верю только в то, что чувствую, я не очень-то верю, что я по-прежнему молодой. Следишь за ходом мысли?

Луболо. Слежу. К тому же следить для меня дело привычное.

Джокетто. Значит, так – в тот день, точнее в тот вечер, у меня было назначено свидание с одной очень-очень симпатичной особой. Как сейчас помню, я ей позвонил, и она предложила встретиться. «Побродим по аллеям, послушаем ветер, подержимся для начала только за руки…». Уже стояла осень – холодно. И когда я начал ее ждать, пошел сильнейший дождь. Настолько сильный, что в парке кроме меня никого не осталось. А мне было хорошо – я ощущал себя хозяином этой пасмурной осени, не меньше. Причем нельзя сказать, что я терпел данный дождь, нет. Я ему радовался. Даже специально не открывал зонт – взирал на бегущие наперегонки лужи и радовался. Как же я тогда промок…

Луболо. А девушка? Она пришла?

Джокетто. Она пришла, но я к тому времени уже ушел. Позже она пригласила меня на свою свадьбу: богатую, шумную, напрягающе многолюдную – с милейшим хирургом-самоучкой. Я там относительно неплохо выпил, чем-то закусил, медленно потанцевал с какой-то косой вегетарианкой.

Раздается взрыв.

Джокетто. Пришельцам, конечно же, все равно, будем ли мы с тобой плакать, но..

Луболо. Но?

Джокетто. Не дождутся.

В комнату входит Вольтуччи, у него поднос.

Вольтуччи. А вот и мы! Я, графин и пирожки с моцареллой.

Вольтуччи ставит поднос на стол. Берет графин, разливает и садится на свое место. Инспектор подносит рюмку к носу и подозрительно принюхивается.

Луболо. Что-то новенькое? По всем законам гостеприимства сначала лучшее, а потом похуже?

Вольтуччи. В ваших сомнениях, Инспектор, нет резона. Оставленное про запас лучшее мне уже не пригодится.

Джокетто. Ты, Вольтуччи, законченный реалист. Но учитывая то, что все мы не без изъяна, ты подпадаешь под предсмертную амнистию. А теперь позвольте мне объявить тост.

Луболо. Позволяем.

Джокетто. Спасибо. Мой тост будет прост. За меня!

Луболо. Почему это именно за тебя?

Джокетто. А почему бы и нет?

Вольтуччи. Действительно, а почему бы и нет?

Луболо. А почему бы и да?!

Джокетто. Тебе, мой дорогой Инспектор, только дай повод расковырять своим длинным носом затухающие головешки былого скандала. Скандалист!

Луболо. Я не скандалю. Я просто хотел… Черт с тобой. За тебя.

Джокетто. Только не думай, что ты мне этим делаешь одолжение.

Луболо. Ты меня не доставай. А то передумаю.

Джокетто. Здесь ты и попался. Остался при своих – при нулях. Ты можешь лежать в ванной, играя на воде, как на пианино, но передумывание запрещено законом. Законом, Инспектор! Не чем-то родившимся в неокрепших умах – законом. Законом!

Луболо. Каким это, интересно?

Джокетто. Тем самым. Из последнего пакета, нашим догорающим парламентом принятого – «Законом о передумывании и его последствиях».

Луболо. Нет такого закона.

Джокетто. Да ты, мой друг, совсем за новинками не следишь. И при этом являешься одним из первых инспекторов нашей мегаправовой родины. Несоответствие, Инспектор. Оно наблюдается. Поверь стороннему человеку – между жизнью отчизны и твоей жизнью оно. Пора бы тебе в отставку, исправить ситуацию, так сказать, смертью!