Петр Альшевский - «Дожить до смысла жить»

Судрогин. Голодными мы попадем в еще большую переделку! Запах хлеба унюхаем и от грабежа нас ничто не удержит!

Алтуфин. Февральская революция началась из-за хлеба.

Прядилов. Наш налет на хлебную лавку историю вспять не повернет, господина Романова обратно на трон не посадит.

Тарушанский. А вы хотели?

Судрогин. Бьюсь от заклад, хотел бы он, хотел. Он же из особого батальона великого князя Михаила.

Прядилов. Ты, Василий, лицо из народа.

Судрогин. Харя, иначе говоря!

Прядилов. А юнкер почти из армии. О существовании вышеназванного батальона до вас, господин юнкер, не доносилось?

Алтуфин. Нет. Ни слухом, ни духом, как говорится.

Тарушанский. У меня сын офицер. В армейских делах я тоже фигура сведущая.

Прядилов. Вам тот же вопрос.

Тарушанский. О батальоне под эгидой великого князя Михаила сказать мне совершенно нечего. А прессу о передвижении наших войск я тщательно изучал.

Судрогин. Цензуру надо учитывать. Попадания в печать сведений, представляющих из себя строгий секрет, она не допускает. В шестнадцатом году я участвовал в вечере, посвященном памяти из ряда вон выходящего мордвина. В газетах ни строчки о нем не появилось. И вообще, можете все газеты переворошить – ничего о мордвине Валентине в них не обнаружите. Запрещено. Запретительные предписания разослали и мордвина Валентина от внимания общественности увели.

Алтуфин. Тебя, не пойми кого, на серьезный вечер памяти люди бы не позвали. Мордвин ли он, кореец, побрезговали бы с тобой его вспоминать.

Судрогин. Я затесался довольно случайно… у ресторана «Кучерявая тучка» швейцара Купидона Куприяновича я ждал. Он был должен вынести вещь, которая к теме мордвина Валентина не относится. Время швейцар просрочил, я уже изводился… заходивший в ресторан офицер спросил у меня, не мордвина ли я вспомнить пришел. Я почему-то кивнул, на вопрос, какое у меня воинское звание, сказал, что я отставной прапорщик… не стесняйтесь, прапорщик, проходите, офицер приглашающе молвил. Я вошел. Из-за моей бедной одежды думал, меня сейчас погонят, но там сидели люди, частично одетые хуже меня… видимо, камуфляж. Элитные бойцы, опасные задания… мордвин Валентин всем таким занимался.

Алтуфин. В числе прочего отчаянных головорезов для батальона князя Михаила готовил?

Судрогин. Он его сформировал. С чистого нуля создал. Насчет головорезов вы правы – личности они действительно устрашающие. Я с ними общался.

Алтуфин. Они напились и о своих кровавых делишках все тебе рассказали…

Судрогин. Они не знали, кто я есть.

Алтуфин. Истопник ты в школе!

Тарушанский. И любитель малолетних девочек.

Судрогин. В собрании людей, подобных этим людям, признание в том, что я истопник, ничего обо мне не скажет. Я истопник, ты сапожник, а завтра мы встречаемся на вокзале и едем присоединяться к истопникам и сапожникам из Нижнего Новгорода. Образовавшийся отряд направляется, куда укажет наш батальонный командир. Захватывать принадлежащий евреям склад. Громить революционную ячейку.

Прядилов. Кто у них командир, ты узнал?

Судрогин. Я шампанского из хрустального бокала впервые в жизни выпил. Бокал прихватил, в карман штанов его засунул, ножка у бокала отвалилась… как бы управдом в исполком не пожаловался.

Прядилов. На самоуправство Чрезвычайной Комиссии, которая смерти страшнее?

Судрогин. В исполкомах местами бесстрашные партийцы сидят. В Иваново исполком и ЧК решительно, мне говорили, сцепились. Глава исполкома приехал в чекистский притон и в морду начальнику засветил.

Тарушанский. Рука, осененная Иисусом… да творит он кулаком чудеса… Прядилов. Кто-то из петроградских вождей его сверху, думаю, прикрывает.

Судрогин. Он из членов партии с самого незапамятного года. Жил в эмиграции, по Лондону и Стокгольму бродил…

Тарушанский. Сколько я по Стокгольму бродил! Только дураки с перегоревшими мозгами столько ходят. Забыв, зачем ходят.

Прядилов. А вы зачем?

Тарушанский. Билет на родину куплен, надо ли мне туда ехать, обдумать бы мне еще… и еще… я думал.

Прядилов. Маловато вы думали. Сейчас у нас кошмар. В национальном масштабе. Избиение начальника чекисты, я уверен, восприняли сдержанно. За маузеры не схватились. К беспардонно ведущим себя людям с опаской они относятся. На него рот откроешь, а он трубку с аппарата сорвет и потребует, чтобы барышня соединила его с товарищем…

Судрогин. С товарищем Троцким?

Прядилов. «Соедините меня с заведующим четвертой аптеки товарищем Пухлопаренко», прозвучит несколько несерьезно.