Петр Альшевский - «Дожить до смысла жить»

Алтуфин. Мы с Василием накануне в аптеке ночевали. Дверь распахнута, мы на цыпочках внутрь…

Судрогин. Медициной пованивает, но крыша над головой. От медицины лишь запах был, прочее растащили.

Алтуфин. За прилавком сидела женщина.

Судрогин. Не вспоминай о ней, меня пробирает, как вспомню!

Алтуфин. Внимание на нас не обратила. Взгляд от зеркальца не оторвала. Перед ней стояло круглое зеркальце.

Судрогин. Безжизненной старой куклой она в него пялилась!

Алтуфин. Ей лет двадцать пять.

Судрогин. Для меня старая. Пожалуйста, будь старой, но будь нормальной! Поворачивай голову, когда на тебя кричат!

Алтуфин. Твоя крикливая ругань прошла для нас без последствий. Но ты зеркальце забрать у нее вознамерился.

Судрогин. Следовало взять. Я бы забрал, и из ступора ее вывел.

Алтуфин. За зеркальце она бы тебя прикончила.

Судрогин. Ничего бы она не прикончила, обрез что ли у нее под прилавком…

Алтуфин. У нее явная душевная болезнь. Вызванная грабежом и, возможно, изнасилованием. Сидела она тихой женщиной. А вскочила бы сатаной!

Прядилов. В надлежащих условиях выздоровление нервной системы врачи допускают. В сегодняшних реалиях только ухудшение вероятно. На вас не набросилась, а пришедшим следом за вами не поздоровится.

Тарушанский. Я ей помогу. На Бобрихинской улице аптека? Если на Бобрихинской, Марьей Степановной ту женщину звать. Около тридцати, крайне приветливая.

Судрогин. Мы никакой приветливости не заметили. По стаканчику спирта нам с Павлом Максимовичем предложено не было.

Тарушанский. Горе ее постигло. И нечем ей тебя угощать, выжрал пролетариат ее спирт. Вы крестьянку здесь ждите, а я к Марье Степановне схожу.

Алтуфин. (Прядилову) Будете его отговаривать?

Прядилов. Ощущаемое безразличие к судьбе человека – страшное чувство. Для меня. К аптекарше вы наведайтесь и назад. Не оставайтесь с ней надолго.

Тарушанский. Зависит от ее реакции на мое появление. Отклика не увижу – буду пробовать ее растормошить.

Судрогин. Барабан с собой прихватите. Пока не озвереет, рекомендую у ее уха стучать.

Тарушанский. Даже не знаю, воспользоваться ли мне твоей рекомендацией… настойчивый барабанный бой из отупения действительно вывести может.

Прядилов. Боюсь, он только патруль привлечет. Барабан, прошу, не берите.

Тарушанский. Беспокоиться вы не извольте. Пойманным с барабаном, чекистов я сюда не приведу. Представлюсь им шведом Ольссоном, по России бродящим и свершившуюся революцию всюду приветствующим.

Прядилов. Шведским вы, наверно, владеете.

Тарушанский. Совершенно свободно.

Прядилов. У красных есть вполне ученые люди. Но для вас не проблема, если с вами по-шведски заговорят.

Тарушанский. Заговорят – побеседуем.

Прядилов. В стране голод и террор, а швед приехал и с барабаном с пепелища на пепелище… какой он швед?

Алтуфин. Сумасшедший.

Прядилов. Однако он швед. Красные стараются иностранцам кровь не пускать. Они вас еще в Швецию отправят.

Судрогин. Неожиданный шанс в безопасное королевство сбежать!

Тарушанский. Из Швеции в Россию, из России в Швецию… поведение человека явно неосновательного. Неужели мне и вправду уехать в Швецию поспособствуют?

Прядилов. Вы основное запомните. По-русски им ни слова.

Судрогин. И русский, и шведский, и по стране зачем-то мотается. Шпион!

Прядилов. Барабан вас не выручит. У аптекарши кого-то увидите – не суйтесь, домой возвращайтесь.

Тарушанский. Благородство характеризуется минимум заботы о собственной шкуре. Я буду обязан разобраться, кто к Марье Степановне пожаловал.

Судрогин. Как это понимать? В аптеке четверо мужиков, и вы, что у них на уме, выяснять приметесь?

Тарушанский. Повторное надругательство над Марьей Степановной я попытаюсь не допустить.

Прядилов. Вы замечательный человек. Ваш сын бы вами гордился.

Алтуфин. За его потуги остановить неизбежное его тут же прикончат.

Прядилов. Теплые воспоминания мы о нем сохраним. Крестьянку на улице встретите – поторопите ее, пожалуйста. Если мертвой она лежит, ощупывать ее ни к чему.

Тарушанский. Ощупывать женские трупы меня никогда, поверьте, не тянуло.

Прядилов. Купленную еду она могла под одежду убрать. Мне говорили о женщине, которая пуд пшена под юбкой носила. Не исключено, что сплошь и рядом, женщина, скрывая от мужчин, столько носят. И от других женщин, конечно, скрывают, времена ведь жуткие, лишь выживание беспокоит. Женщины, мужчины и волки, все во взаимной враждебности под тусклым солнцем, оскалившись, ходят. Идите, офицерский отец. Подайте аптекарше вашу слабую руку.