Моисей Василиади - Пять пьес ни о чём

Андрей. Сложно всё. Но, знаешь, Питер – особый город… Наделали, нахапали, настроили, набезобразничали – всё это есть, но не так, как по всей стране, особенно в столице Родины. Дядька часто ко мне ездит, в отличие от тебя. Всё исходил. Мы с Варькой о таких местах и не слышали, все музеи, архивы все какие-то, и как его пускали… Но он-то всюду пройдёт… Нас пристрастил к походам по музеям. Так вот он, побывав в Питере уж раз сколько, исторический ведь он закончил, такое мне однажды сказал: Питер исторически отторгает всё пошлое и мерзкое. Он прав. Но я после этого свозил его на окраины и его оптимизм поиссяк. Здесь, говорит, не справились. Брат у тебя голова…

Филипп. Ты малой был, на краю улицы ток был, за стадионом…

Андрей. Воробьёв там на зерне сетками ловили, шашлыки делали. Вкуснее жареных семечек. На углу там маслобойня была. Хозяин толстенный такой, Шершень. Он и был похож на шершня.

Филипп (оживился). Шершнёв, потому и Шершень. Вот я про его, про Шершня, и толкую. Он лет шестьдесят тому про Кируху молвил – этот фрукт далеко пойдёт, если гниль его не попортит. Мужик с головой был. Вот он шибко много денег делал. Масло – хорошие деньги, мы ему семечки в мешках возили, а он нам масло. Пахучее, аж сейчас, того, запахло. А кака макуха… Конфет не надо. Никто его никогда не корил, по причине, что жил скромно, и если у кого беда – он первый там, и сразу то да то. Так и должно быть, когда у тебя много. Хочь Светка тоже это делает, детский дом содержит. Много делает…

Андрей. В старом таком, большом кресле, такой сельский король всегда у дома своего сидел. В школу мимо его дома. Подзовёт, макухи даст… да… Сейчас семь?

Филипп. Де-то… (расстегнув рукав рубашки) Девятнадцать часов семь, того, минут. Так вернее. Так давай поесть принесу?

Андрей. Не, пап, спасибо. Дядька не заходил? Что-то хотел мне вчера поведать, да народу много было.

Филипп. Счас прискачет. Надушится и прискачет. У него наблюдательный пункт на чердаке. По лестнице туда и в бинокль зырит, как только увидит – Надюха фартук надела, карманы семечками набила, он тут как тут. Кажный день этот манёвр проделывает. Счас будет. О, вон, слышишь, свистун идёт.

Кирьяк. Ну что!? Семейка, вашу… растого! Опосля утренней разборки живы? Здорово были! Филя, угощай! Патриций после дневных утех проголодался. Чем потчевать будете?

Филипп. Да этими…

Кирьяк. Пиз… хм-хм… Пи-ро-га-ми?

Филипп (вставая и озираясь). Ими, ими. Андрюх, ты, того… там початая самогона есть, давай неси.

Андрей. Самогона? Откуда там самогон? Ты про виски, что ли?

Филипп. Ну про него, про это ваше крашенное. Давай, я скоро… (Кирьяку) А ты того, ори не громко.

Кирьяк. Чего?! Видал обращение? (Андрею) Хотел я с тобой поговорить… Ты, того (пауза) Чего морем брезгуешь? Сезон закрыл? Или ещё не открывал?

Андрей. Да я как папка белокожий, сгорю сразу. Да и плескаться я не очень.

Кирьяк. Мужчины, и примкнувшие к ним старпёры, не плескаться туда ходят, а на товар посмотреть и себя показать. Сейчас самый сенокос. Август, сентябрь. Нерест лучших женских особей, приплывающих в основном из-за Урала. Особи – слегка за сорок. Эти самые отчаянные. Их очень дурно обслуживают на месте проживания и оттого им очень любо наше море и особливо прибрежное, мужеское, прямо скажем, небольшое население. Эти изголодавшиеся и недополучившие своё особи остервенело и жадно набрасываются на этих бродяг-самцов и со сладострастием обгладывают их до косточек. Часто ребятня, бегая по черноморскому побережью, находит разнообразные кости и, недоумевая, разглядывают их, не подозревая о том, что это их ближайший родственник мужеского пола, сгинувший энное количество лет назад… Уф. Топливо кончилось. Филя!! Ёлкин дом! Ну и чё ты там?

Филипп (появляясь). Чё орёшь. Вот, просил, того, не орать.

(Андрей, справляясь со смехом)

Филипп. Ты чего… Энтот опять чё наплел, стаканы там, залезь туды… Ага, там. Угомонитесь, давай, того, поехали (выпили и закусили. Андрей продолжает бороться со смехом) Андрюх, ты, того, подавишься. Чё энтот плёл?

Кирьяк. Не этот! А Кирьяк Несравненный!

Филипп. Ну да. Сравнить то не с чем, оттого-то и…

Кирьяк. Молчать, холоп! (Андрею) Филипп Тишайший, не сметь так говорить со старшими по уму и званию. Картоху чё подогреть не мог! Из холодильника, чё ли?