Ольга Любарская - Пьеса Ы. И стихи

Б-г:Да, червяк? А вспомни, ведь это ты погубила свою соседку. Ты. Пусть никто не знает, но нам-то с тобой всё известно. А ты сама лучше меня? А? А того, на кого ты пришла жаловаться? Себя ты готова обелить – так же, как я, как он. Так получай своё – и не рыпайся!

Ы:Да я ещё и слова не сказала…

Б-г:Не сказала. Ещё бы! Тебе нечего сказать…

Соседка. Она попросила тебя зайти, ты ответила: «Сейчас не могу, завтра зайду и всё принесу». И ты пришла завтра. И всё принесла. Но ей нужно было вчера! Ведь ты числилась у неё единственным человеком, кому она доверяла. И на кого полагалась.

И ты ей стала страшна: тот, кому жалуешься, – оборачивается твоим убийцей. И не придерёшься, и не возразишь, и не пожалуешься – ведь жаловаться стало некому.

Ей расхотелось жить. Может быть, именно твой последний приход в больницу, когда она спала в коме и никого вроде бы не узнавала, добил её. Стал тем последним ужасом (хотя она лежала без сознания), от которого надо было немедленно удирать. В смерть – как в убежище. Может быть, заслышав твой ломкий голос, от которого ей стало тошно, она захотела сбежать хоть в преисподнюю и поспешила туда, чтобы ещё раз не нарваться на холодное предательство, не наткнуться на этот голос.

Ведь она умерла через час после твоего посещения. То, что казалось лучом, – оказалась страшнейшим сгустком тьмы.

Что ты скажешь на это? Ну? Молчишь?

Ы:Молчу. Ты абсолютно прав. Мне нечего возразить.

Но я хочу рассказать тебе о вчерашнем впечатлении. Можно?

Б-г:Можно. Как легко ты забываешь чужую смерть…

Ы:Я вчера шла по улице Йосеф, а навстречу – датишный 2 2 Датишный (от «дати», иврит) – религиозный еврей. папа с тремя сыновьями. Папа шёл впереди с одним из сыновей, и они беседовали. Папаша степенно, а сын очень бойко, сверкая глазами и очками, окружённый всей улицей, где он волею судьбы оказался. Улицей, принадлежащей – само собой! – ему. Всем миром, принадлежащим ему. Всегда. Везде. По праву. По праву своей природной живости. По радости расположения в этом мире. По уверенности в своём праве располагаться.

А другой шёл чуть позади, молчаливо и тупо, приковав взор к кончикам своих ботинок, загнанный в свой безучастный круг, в свою гудящую, отделяющую его от всех оболочку, тусклый, не умеющий вырваться за пределы этого замыкающего его гула. Третьего я не запомнила, не успела даже разглядеть.

И ты что, думаешь, что первый умнее, лучше, достойнее?

Б-г:Ты же сама сказала, что второй был туп.

Ы:Нет, не сказала, он только выглядел тупым. Главное, он был отделён, исключён, как будто наказан, и замкнут – не разомкнуть. Ему не к кому было обратиться… И я вспомнила свой детский сад, который ненавидела. Я смотрела изнутри этого сада через решётчатый забор очень взрослыми глазами. Я понимала, что я в аду.

Б-г:Почему же тогда ты не пыталась сбежать из детского сада? Ведь есть же дети, которые бегут. И их не так уж мало.

Ы:Потому что не видела спасения. Мне весь мир казался приделанным к подвалу в детском саду – с загнанными жабьими мячами, плесенью, зелёным мхом, с навязанным распорядком, заведующей Ольгой Абрамовной – приземистой, с мелко вьющимися каштановыми волосами, низким лбом и воспитательно-исподлобным низким голосом.

Зелень, плесень подвала, забор, путь из дома – всё равно к этому забору, к этому двору, с детскими горками, с мистическими близнецами – братьями Кононенко, Игорем и Сергеем, которые сначала встретили меня восторженно, но скоро сделались злейшими врагами. По причине раскрывшейся и наконец-то угаданной, а вернее, унюханной ими моей чуждости. С петуниями на клумбах, с двором, с волшебной, как дар, спущенной сверху казённостью; спущенной сверху, как бы этот казённый Б-г ни назывался.

Б-г:Ой, смотри, совсем другой сад… Смотри, что-то рыжее мелькнуло, вон, возле окна. Яблоками запахло. Что это?

Ы:Это же Рыжий Лавруха, да. Вот он подходит к окну…

Ближе к вечеру. Комната в одноэтажном домике. Дверь запертá. На кровати сидит Ыи читает книгу. Больше в комнате никого нет. Жарко. В раскрытое окно заглядывает Рыжий Лавруха.

Лавруха:Привет.

Ы:Привет.

Лавруха:Почему ты не на танцах?

Ы:Неохота. <���Продолжает читать.>