Сергей Алексеев - Живая вода

СЫРОМЯТНЫЙ. Не знаю… Я не верующий, и за плечами – семилетка и комсомол. Нашёл что вспоминать… Это когда было?

ПРОНСКИЙ. В революцию тоже больше всего гибли дети.

СЫРОМЯТНЫЙ. Это можешь мне не рассказывать. Я сам – из беспризорников.

ПРОНСКИЙ. Тем более… Большевики внедряли новую идеологию и губили детей.

СЫРОМЯТНЫЙ ( после паузы, вдруг ). Лейтенант, я этого не слышал, а ты не говорил. Понял – нет?

ПРОНСКИЙ. Теперь будет новая Германия, а снова убивают младенцев…

СЫРОМЯТНЫЙ. Где ты тут видишь младенцев?

ПРОНСКИЙ. Он как младенец. Он же ничего не понимает. Какой-то заторможенный…

СЫРОМЯТНЫЙ. Недоделанный!.. Погляди на папашку-генерала? Сколько ему лет? В таком возрасте всегда такие недоделанные и получаются. Закон природы.

Генерал мычит сильнее, ёрзает. Сыромятный опрокинул его ногой, наступил.

СЫРОМЯТНЫЙ. Лежи, ты своё отвоевал.

ПРОНСКИЙ. Был бы злой – ничего… А то сидит, как птенец.

СЫРОМЯТНЫЙ. Давай, жалей, дави слезу… Философ.

ПРОНСКИЙ. Сегодня же – пасхальная неделя по католическому календарю.

СЫРОМЯТНЫЙ. Всё, хватит! Пошёл ты!.. ( хватает Томаса за шиворот ). Ладно, князь!.. Ты не можешь – я могу. Я всё могу! Потому что пока ты мочалку жуёшь – время уходит. Через час светать начнёт. Не дай Бог, туман подымется… А я жить хочу, понял? Звезды мне не надо – ни золотой, ни деревянной. Жить хочу. И мне трубу с прибором положить на этого сосунка. Эти недоноски, между прочим, – добровольцы, потому и кусаются, как волчата. А вырастут – резать начнут. Сиди тут, размышляй, философствуй, разведчик хренов! В жисть с тобой больше не пойду!

ПРОНСКИЙ. Что это ты вдруг решился? Мог бы сразу, не тянул..

СЫРОМЯТНЫЙ. А хотел поучить тебя, пацана! Чтоб ты в следующий раз хвост не поднимал. Сидел и поджимал, когда я говорю. И не дёргался поперёд батьки в пекло, герой.

Фон Вальдберг мычит, пытается встать.

СЫРОМЯТНЫЙ ( уходя ). Держи этого! Чёрная работа – холопу. Сам ни украсть, ни покараулить.

Отводит Томаса в сторону, достаёт нож.

ПРОНСКИЙ. Только не здесь, старшина. Уведи куда-нибудь!

СЫРОМЯТНЫЙ. Он ещё приказывает!

ПРОНСКИЙ. Приказываю!

СЫРОМЯТНЫЙ. Чего-о?.. (В озвращается. ) Я сказал – не подымай хвост!

ПРОНСКИЙ ( жёстко ). Уведи из храма. В саду никого нет. Нельзя в храме. Мы же люди всё-таки…

СЫРОМЯТНЫЙ ( уходит из храма ). Ещё и условия ставит. Спасибо бы сказал…

Исчезает вместе с Томасом. Пауза.

Генерал встал на колени, мычит, пытается двинуться вслед.

ПРОНСКИЙ. А ты же русский знаешь, понял, куда повели… Не нравится?

Фон Вальдберг хрипит, валится на бок. Пауза. Пронский поднимает его, трясёт – будто он мёртвый. Выхватывает кляп, бьёт по щекам, приводит в чувство, смотрит глаза.

ПРОНСКИЙ. Этого ещё не хватало!.. Отдашь Богу душу. Эй?.. Вроде, только сознание потерял. Не генерал – красна дева… Впрочем, понятно.

Генерал приходит в себя, сумасшедшие глаза.

ПРОНСКИЙ ( по-немецки ). Закономерный исход, генерал. Вы ожидали другого, когда убивали наших… парней?

ФОН ВАЛЬДБЕРГ ( вдруг по-русски, с акцентом ). Это мой сын! Это мой последний сын. Больше никого нет. Не убивайте мальчика…

ПРОНСКИЙ. А, заговорил… Поздно вспомнил русский.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Нет поздно! Нет поздно! Остановить! Мой сын Томас! Последний сын!

ПРОНСКИЙ ( зажимает ему рот, озирается ). Не кричи. Поднимешь тревогу – и тебя туда же. Молчать ( По-немецки. ) Молчать. Приказываю молчать.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Я старый, убейте меня – оставить сына. Он – маленький. Томас совсем юный, тринадцать лет.

ПРОНСКИЙ. Ничего не выйдет, генерал… Ты – нужен, твой сын – не нужен. Такая необходимость. Война ( По-немецки. ) Война.

ФОН ВАЛЬДБЕРГ ( полубезумно ). Последний сын… Поздний сын… Нет поздно! Остановить. Спасти! О, дева Мария! Останови! Люди не слышать – ты слушать! Имя Твоего Сына – спаси Томаса!

ПРОНСКИЙ. Это надёжнее, генерал. Просите деву Марию…

ФОН ВАЛЬДБЕРГ. Он совсем юный, маленький. Спаси?.. Не делал зла. Не успел. Святая Дева! Карай меня, я грешен – его оставить на земле. Томас – ангел!.. Всемогущая! ( По-немецки. ) Не лишай меня единственного сына. Неужели возьмёшь Томаса за грехи мои?

ПРОНСКИЙ. Прекрати, генерал, и так тошно. Молчать, я сказал!.. За твои грехи, за твои карает. А наши матери не молились, когда ты бил наших ребятишек? Вот тебе наказание, получай! Своего жалко, да? Он – чистый и безгрешный. А когда сам губил чистых и безгрешных, думал, что творишь?