Андрей Платонов - Четырнадцать красных избушек

Вбегает Антон.

Антон. Контрреволюция развязывает себе руки! (Падает на землю в слабости тела; поднимается.) Это ничего, мой разум жив, идея цела полностью, в одном только теле лежит гнездо голода, а больше нигде! Я встану еще и брошусь вперед до победы! Да здравствует… (Забывается.)

Гармалов (подымаясь от ребенка; к Суените) . Ты чего ж здесь дисциплину распустила, что еды нету и дети помирают?!

Суенита. Умер один наш ребенок: ты его хлебом обкормил. Больше никто – все живы, все притворяются… (Забываясь, напевает.)

(Хватая ребенка.) Слабый ты мой! (Несколько успокаивается; кладет ребенка вплотную к Хозу.) Согревай его!

Хоз. Я сам холодею.

Гармалов. Прочь горе! Опомнимся! Мы не семейство, мы все человечество! Пора терпеть и трудиться – давай мне наряд, пока ум опомнился.

Суенита. Опусти в море этот тюремный кузов. Поправь на нем погуще колючую проволоку, мы рыбы наловим, мы тогда наедимся…

Гармалов. Ага, это рационализация, я понимаю! Я вентерь, я ловушку сделаю для подводной рыбы, я это знаю. А приманку где взять?

Суенита. Я дам ее тебе потом.

Гармалов. А веревку толстую!

Суенита. В колхозе сыщи.

Гармалов. Там нету.

Суенита. Тогда я волосы обрежу свои…

Гармалов. Не надо – я веревку пойду построю. (Уходит.)

Суенита. Дедушка Хоз!

Хоз молчит.

Суенита. Дедушка! Вставай! Скоро вечер, разводи костер – мы уху будем варить.

Хоз молчит.

Суенита. Антошка! Вставай, – скоро есть начнем.

Антон молчит.

Суенита (близко склоняясь к Хозу) . Дедушка Иван! Ты притворяешься? (Ощупывает его.) Нет, он умер уже: его нету!.. Дедушка! Не притворяйся, у тебя щека теплая… Дедушка Иван, ведь смерть – пустяк, а ты умер!

Тихо плачет над Хозом.

Антон. Неприлично глядеть, если плачут над чуждым человеком… У меня один глаз не закрылся – я все вижу!

Суенита. Он Карла Маркса знал и счетоводом у нас работал, вот я и плачу. Я хозяйка в колхозе, я должна его жалеть.

Антон. У меня чистый разум, а это диалектика! Слезам я не возражаю.

Суенита. Спи, Антошка!

Антон. Сон без пищи не евшему полностью заменяет хлеб. Я сплю.

Суенита. Если все помрут, я одна останусь. Кому-нибудь надо быть, а то плохо станет на свете, вот что.

Хоз (встает и садится) . Думал, что умер, засмеялся и проснулся.

Суенита. Не будешь больше умирать?

Хоз. Не выходит ничего, девочка. Для смерти тоже нужно дурацкий психоз иметь. Без глупости ничего не сделаешь.

Суенита (садясь рядом с Хозом) . А как же ты будешь теперь?

Хоз. Никак. Буду неподвижно томиться среди исторического теченья. Я такой же пустяк, как все живое и мертвое. Понять все можно, сирота моя, а спастись некуда.

Суенита (печально) . Ты уйдешь от нас?

Хоз. Я пойду. Вы надоели мне со своей юностью, энтузиазмом, трудоспособностью, верой в будущее. Вы стоите у начала, а я знаю уже конец. Мы не поймем друг друга.

Суенита. Я не понимаю, это правда, но мы подружимся с тобой… Дедушка Иван, знаешь что… по-моему, – ты дурак!

Хоз. Я рад, что ты начинаешь понимать вопросы.

Суенита. Обожди, дедушка… Я парус вижу! (Встает и глядит в море.) Нет, это не парус, это птица летела.

Приходит Гармалов.

Гармалов. Я устроил веревку. (У него в руках витое лыко в виде веревки.) Суня, давай теперь приманку на рыбу, чего в кузов класть. Я сейчас его на берег покачу. (Трогает кузов и открывает дверь.)

Суенита (поднимая своего ребенка) . Егор, нам нечего класть… Давай положим своего сына – он все равно ведь мертвый, а наука говорит – мертвые не чувствуют ничего.

Хоз (про себя) . Бога нет даже в воспоминании.

Суенита. Клади его, Егор. Он был такой вкусный, я его любила целовать, когда он засыпал у меня на руках. (Целует ребенка.)

Гармалов к этому моменту открыл дверь в плетеном кузове и разглядел его внутри.

Гармалов. Тут женщина какая-то лежит – вся красавица. Это буржуйка чья-то! Ее за шею задушили – ей горло сломали.

Хоз. Бросьте ее в море в этой плетеной тюрьме. Вы много рыбы поймаете на ее тело.