Дмитрий Пирьян - И налегке умчаться в вечность

Елена Станиславовна: — И что же вам у Достоевского?.. Хотелось бы понять. Чем он вас встревожил?

Роман Иванович: — Так вы уже и догадались? Нет, но я, конечно, не берусь судить и утверждать. Но «Преступление и наказание» — бесспорно философия. И я предполагаю, что это даже экономическо-психологический трактат. Недаром ведь, что классика?.. Ну, до чего же актуально, злободневно. И мастерство пера!.. Нет, каково?.. Художественным словом и об издержках ремесла? О ростовщичестве. А место выбрано?.. Вот этот его Питер! Эти тени – полутени, серость, слякоть. Раскольников в нужде и сырости. Старуха вожделеет над копейками…

Тут он спохватился:

– А кстати, ведь она была довольно бойкая бабуля. И возрастом всего под шестьдесят. По нынешним-то меркам отчего старуха?.. А этот же Раскольников?.. Студент, бедняга и одет в рванину, залез в долги, жить не на что. А из квартиры того гляди погонят. Да и квартира — пшик! И не квартира вовсе, а коморка. «Однушка» в старом фонде ну куда приличнее, скажу я вам.

Директорша:— Вполне возможно. Что же дальше?

Роман Иванович, зловеще наклоняется, глаза навыкате:

– И покусился тот Раскольников на сущее злодейство. И совершил его! Но после… Угрызений совести он вынести не смог. Не смог!

Кошкинвозбуждённо соскочил со стула:

– И всё! Нет больше сил терпеть. На улицу! На перекрёсток! К чёрту!.. На Голгофу! На мост!.. И этот крик его растерзанной души.

Роман Ивановичвтянул в себя со свистом воздух и выкрикнул:

– Я убийца!!!

– Ох, ёж тебя!.. – в стуле подпрыгнул организмом Ситник.

Мария Анатольевна в тихом напряжении вся вжалась в кресло.

Елена Станиславовна,хватается за сердце:

– О, Господи!

Верунчикиспугавшись, вбегает в кабинет. Агенты не подвижны, привычны к склокам и всяким скандалам.

Верунчик,озабоченно: — Елена Станиславовна?..

Директорша:— Не беспокойтесь. Всё в порядке.

Роман Ивановичприсел на стул, чуть погодя продолжил:

– Ну, нет, конечно. Такой сюжет возможен только в Питере. В Москве не так. Москва другая; спокойнее. дремотнее. И климат здесь у нас гораздо лучше.

Елена Станиславовна, с надеждой в голосе: — А климат вы имеете в виду финансовый?

Роман Иванович: — Любой. Что тот, что тот.

Директорша: — Скажите мне, Роман Иванович…

Испытующе смотрит на бумаги Кошкинаи в них что-то ищет взглядом:

– Ну, а другие — прочие произведенья Достоевского? К примеру «Идиот»?

Роман Иванович: — Прекрасно. «Идиот», это прекрасно. Сказал бы я, что это психологический роман. Но к ремеслу, – рукой обводит кабинет агентства, — он отношенья не имеет. Никакого.

Елена Станиславовна: — И это почему же?

Кошкин: — В нём не находишь ремесла. Не тот формат. Проблемы несколько иные. Хотя, финансы, страсти те же. Но зависимости нет. Нет заёма.

Елена Станиславовна, задумчиво: — Ну, что же. Вы отчасти правы. Убедили. И я возьму вас.

Радостно кричит в приёмную: — Верунчик!..

Секретаршаотвечает: — Да… Я вас слушаю, Елена Станиславовна.

Елена Станиславовна:— Примите Кошкина по трудовому соглашению. Сегодняшним числом.

Верунчикуточняет: — И куда направить?

Елена Станиславовна:— Известно, к Шендарёвой.

Агенты на диване нервно вздрогнули.

Верунчикужаснулась: — К кому?.. Его?!

Елена Станиславовна: — Ну да. А что не ясно? И проведите вводный инструктаж по правовым основам. Сегодня же.

И поясняет Кошкину: — А завтра преступайте к делу. И я прошу вас следовать инструкциям.

Роман Ивановичс ней распрощался.

Елена Станиславовнавернулась из приёмной в кабинет, задумчиво прошлась, остановилась перед зеркалом, взглянула на себя.

И вдруг как вскрикнет:

– Я убийца!!!

Услышав крик директорши Верунчиквстрепенулась:

– Елена Станиславовна, у вас там всё в порядке?

Елена Станиславовна: — В порядке?.. Нет же, лучше. Всё прекрасно! Похоже, что мы с вами получили именно того, кого искали.

Подхватывает плащ, уходит из агентства. За кулисы.

Свет гаснет. Занавес. Аплодисментов нет. Совсем.

Действие четвёртое.