Берджесс (чуть не с воплем протеста). Да нет же, что-нибудь позанятнее, чтобы провести время.
Морелл берет со стола иллюстрированный журнал и подает ему.
(Он смиренно принимает.) Спасибо, Джемс. (Возвращается к своему креслу у камина, усаживается поудобнее и погружается в чтение.)
Морелл (пишет за столом). Кандида сейчас освободится и придет к вам. Она уже проводила свою ученицу. Наливает лампы.
Марчбэнкс (вскакивает в ужасе). Но ведь она испортит себе руки! Я не могу перенести это, Морелл, это позор. Я лучше пойду и налью сам. (Направляется к двери.)
Морелл. Не советую.
Марчбэнкс нерешительно останавливается.
А то она, пожалуй, заставит вас вычистить мои ботинки, чтобы избавить меня от этого.
Берджесс (строго, с неодобрением). Разве у вас больше нет прислуги, Джемс?
Морелл. Есть. Но ведь она же не рабыня. А у нас в доме так все поставлено, будто у нас, по крайней мере, трое слуг. Вот каждому и приходится брать что-нибудь на себя. В общем, это не страшно. Просси и я, мы можем разговаривать о делах после завтрака, в то время как мы моем посуду. Мыть посуду не так уж неприятно, если это делать вдвоем.
Марчбэнкс (удрученно). И вы думаете, все женщины такие толстокожие, как мисс Гарнетт?
Берджесс (с воодушевлением). Сущая правда, мистер Марчбэнкс. Что правда, то правда. Вот именно — толстокожая!
Морелл (спокойно и многозначительно). Марчбэнкс!
Марчбэнкс. Да?
Морелл. Сколько слуг у вашего отца?
Марчбэнкс (недовольно). О, я не знаю. (Он возвращается к кушетке, словно стараясь уйти подальше от этого допроса, и садится, снедаемый мыслью о керосине.)
Морелл (весьма внушительно). Так много, что вы даже и не знаете сколько? (Уже тоном выговора.) И вот, когда нужно сделать что-нибудь этакое толстокожее , вы звоните и отдаете приказание, чтобы это сделал кто-нибудь другой, да?
Марчбэнкс. Ах, не мучайте меня! Ведь вы-то даже не даете себе труда позвонить. И вот сейчас прекрасные пальчики вашей жены пачкаются в керосине, а вы расположились здесь со всеми удобствами и проповедуете, проповедуете, проповедуете. Слова, слова, слова!
Берджесс (горячо приветствуя эту отповедь). Вот это, черт возьми, здорово! Нет, вы только послушайте! (Торжествующе.) Ага, что? Получили, Джемс?
Входит Кандидав фартуке, держа в руках настольную лампу, которую только остается зажечь. Она ставит ее на стол к Мореллу.
Кандида (морщится, потирая кончики пальцев). Если вы останетесь у нас, Юджин, я думаю поручить вам лампы.
Марчбэнкс. Я останусь при условии, что вы всю черную работу поручите мне.
Кандида. Очень мило. Но, пожалуй, придется сначала посмотреть, как это у вас выходит. (Поворачиваясь к Мореллу.) Джемс, не очень-то ты хорошо смотрел за хозяйством.
Морелл. А что же такое я сделал, или — чего я не сделал, дорогая моя?
Кандида (с искренним огорчением). Моей любимой щеточкой чистили грязные кастрюли.
Душераздирающий вопль Марчбэнкса. Берджесс изумленно озирается,
(Кандида подбегает к кушетке.) Что случилось? Вам дурно, Юджин?
Марчбэнкс. Нет, не дурно, но это кошмар! Кошмар! Кошмар! (Хватается руками за голову.)
Берджесс (потрясенный). Что? Вы страдаете кошмарами, мистер Марчбэнкс? Это, знаете, нехорошо в вашем возрасте. Вам нужно как-нибудь постараться избавиться от этого.
Кандида (успокаиваясь). Глупости, папа. Это просто поэтические кошмары. Не правда ли, Юджин? (Треплет его по плечу.)
Берджесс (сбитый с толку). Ах, поэтические… Вон оно что. В таком случае прошу прощения. (Снова поворачивается к камину, сконфуженный.)
Кандида. Так в чем же дело, Юджин? Щетка?
Его передергивает.
Ну ладно. Не огорчайтесь. (Садится подле него.) Когда-нибудь вы подарите мне хорошенькую новенькую щеточку из слоновой кости с перламутровой отделкой.
Марчбэнкс (мягко и мелодично, но грустно и тоскуя). Нет, не щетку, а лодочку… маленький кораблик, и мы уплывем на нем далеко, далеко от света — туда, где мраморный пол обмывают дожди и сушит солнце, где южный ветер метет чудесные зеленые и пурпурные ковры… Или колесницу, которая унесет нас далеко в небо, где лампы — это звезды, и их не нужно наливать каждый день керосином.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу