Леонид Подольский - Четырехугольник

Таинственные свои связи Варварина пуще ока берегла от посторонних глаз, так что Новиков только лет через пять докопался, что главный ее спонсор – бывший гражданский муж и по совместительству олигарх Катин, с которым Варварина по-прежнему поддерживала очень тесные отношения. Настолько тесные, что Юрию Матвеевичу казалось впору подавать на развод. Хотя, с другой стороны, у Катина к тому времени имелась прелестная юная супруга, которую он, не жалея денег, раскручивал в качестве телеведущей.

Он, этот бывший, Катин, имел самые близкие отношения с литературой: состоял в учредителях и спонсорах всех главных премий, которыми награждалась Варварина. Он же, как оказалось, оплачивал рекламу и издание ее книг: статьи в газетах, многочисленные рецензии и выступления на телевидении, в гордом одиночестве и в окружении таких же, как она сама, придуманных звезд.

– А мне ты не хочешь помочь? – как-то слегка подшофе спросил Новиков. – Я, чай, тоже не последний человек в литературе. Тоже лауреат, еще советского времени. Прощелыга твой банкир, не обеднеет. Ведь графоман, ну, чистый графоман. Предлагал мне хорошие деньги за публикацию в журнале. И я бы, грешным делом, взял, не святой, но есть же для всякой бездарности предел.

– С тех пор он про тебя и слышать не хочет, – пожала плечами Ольга Николаевна.

– Ревнует, – засмеялся Новиков. – Все-таки родственник. Как говорили римляне, через это самое место. Сакральное.

– Ты не смейся, – обиделась Варварина. – Он не бездарный. Он любой текст может купить, ему не нужно писать. У него другой дар!

Пришлось Новикову осознать, что любовь любовью, хотя какая тут любовь, а денежки врозь. И слава тоже. Слава, наверное, особенно. При этом смотрит на него свысока, с ощущением превосходства, а с чего бы? И плевать ей, что Новиков замыслил гениальный роман про Серебряный век, грандиознейший, не чета ее доморощенным «Корундам» и потешным через сто лет «Красным и белым».

Печатать, однако, Ольгу Николаевну приходилось регулярно. Выбрасывал других и ставил Варварину. Не читал – давно не читал, не интересно, но ставил. Не мог отказать. Не только жена, но и имя.

Ольга Николаевна, правда, не оставалась в долгу. Сама она редко что-то редактировала, не любила черновую работу, но всюду у нее находились приятели и знакомые – от агентов до издателей, – а рецензенты так просто готовы были расшибиться.

Когда-то с Ольгой Николаевной встретились они на книжной ярмарке в Нижнем. То есть и раньше были знакомы, но шапочно, пересекались изредка в ЦДЛ [14] ЦДЛ – Центральный дом литераторов в Москве. , бывало, произносили несколько слов, и Юрий Матвеевич тайно (но разве можно скрыть такое от женщины?) пялил глаза на ее красивые, стройные ноги. И еще писатель Кротов хвастался, будто у него с Варвариной был недолгий, но бурный роман. Впрочем, скорее не роман, а трехактовая интрижка. Мол, тот еще темперамент, Мата Хари. А тут – торжественный банкет, вино, стихи, проза, и Новиков, слегка пьяный, первым из писателей решился подсесть к знаменитости.

В тот вечер он был красноречив, как Цицерон, стихи – от Лорки до Гамзатова и от Фета до Юрия Кузнецова, как из дырявой кошелки, сыпались из него – сказывалось литинститутское прошлое. Затем он перешел на трагический Серебряный век – в самом деле трагический: кто расстрелян, кто с сумой, кого уморили, кто сам наложил на себя руки, только самые удачливые тихо умерли на чужбине. Ольга Николаевна, раскрасневшаяся, растаявшая, поощрительно улыбалась, так что к концу вечера Новиков, не стесняясь, все больше, все сильнее обнимал знаменитую. Так, в обнимку, хмельные, они едва добрались до гостиницы.

Новиков вошел к ней и торопливо стал расстегивать платье. Груди у нее оказались стоячие, красивые, с большими сосками. Новиков припал к ней, к своей Афродите, стал целовать, он изнемогал от желания, будто безусый юнец. И она – Ольга Николаевна оказалась женщиной опытной, бывалой.

Позже Новиков ревновал ее: и к бывшему сожителю, олигарху, и к другим, и всякий раз переживал, когда она ездила без него на разные фестивали и конференции. Воображал, да что воображал, знал буйный литературный народ. Сначала неумеренно пьют, говорят высокие слова, читают стихи, а потом… Любовь, вот что потом. Кто как, конечно. Но Ольга Николаевна не из смирных. Одно слово, богема…

В тот раз все было совершенно замечательно. Невообразимо, невозможно! «Сучка, сучка, – вспоминал он потом, и сердце начинало колотиться. – Сучка»! Но это – четверть века назад.